Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом

– Служи мне верно, и у тебя будет много таких монет. Кто знает, может быть, настанет время, и ты станешь одним из славных стратигов Ромейского государства.

Слова Василия долетели до ушей некоторых вельмож, они с трудом скрыли свое недовольство, слишком много император уделял внимания варангам и другим воинам, приплывшим из Руси, слишком на них надеялся и слишком многое им позволял в благодарность за то, что они помогли укрепить трон. Иные приписывали это тяге крови, ведь не зря говорили, что настоящий отец Василия не Роман, что мать Феодора зачала его с таким же вот наемником, не то славянином, не то варягом.

Базилевс тронул коня, вельможи потянулись за ним. Когда Василий удалился, товарищи по оружию окружили Никиту, загомонили кто с завистью, кто с дружелюбием:

– Ишь ты, не успел ступить на ромейскую землю, а уже обласкан царем.

– Иные базилевса близко не видели, а тебя он словом одарил.

– И не только словом. Гляди, целую номисму ему вручил. Нам за нее почти месяц служить надо.

– Везет молодцу. С таким везением далеко пойдет.

Никита говорунов и завистников успокоил:

– Сегодня эта номисма превратится в вино. Кто хочет посмотреть, как это случится, приходите вечером в «Золотой вепрь». Угощаю всех!

Одобрительное многоголосье всколыхнуло воздух.

* * *

Желающих угоститься задаром оказалось немало. Когда Никита и Гилли вошли в таверну, она была заполнена до отказа. Радостный гул голосов встретил их вместе с запахом специй, жареного мяса, кислого вина и мужского пота. Несмотря на многолюдность, места для виновника торжества и его друга нашлись сразу. Об этом позаботился Бакуня. Вятич стащил со скамьи пьяного до беспамятства здоровяка ромея, притулил в углу.

– Свинье за столом с людьми сидеть негоже. – Гилли и Никите указал на скамью: – Садитесь, браты, на вас двоих места хватит, у этого грека зад широк.

Никита и Гилли сели. Сутулый суховатый полочанин из-за соседнего стола подковырнул вятича:

– Эх, Бакуня, пьяного ромея ты быстро одолел, а вот юнца не смог.

Ему бы разозлиться, полезть в драку, вызвать шутника на поединок, но вятич не таков, добрая у него душа. Ощерился, подмигнул Никите:

– Ты смотри: за соседний стол сел, а ведь и здесь поспел.

Полочанин не смолчал:

– На то и имя мне дано Стрига, чтобы везде поспевать.

И тот и другой крещеные, Бакуня был назван Авксентием, а Стрига – Петром, только по сию пору носили они имена-прозвища, к коим привыкли и коими называли их соратники. Вятич отмахнулся:

– Ты, Стрига, все смеешься, а силушки моей не ведаешь. Я ведь в вятских лесах безоружным медведя на сосну загонял. Волков голыми руками душил.

– Тебе врать что лыко драть, – выкрикнул полочанин, – не зря тебя Бакуней нарекли, врун-говорун ты знатный, о том нам давно ведомо.

Бакуня с ответом не замедлил:

– Кому врать, а кому и рот разевать.

– Словом ты, Бакуня, силен, а сможешь ли меня на кулачках одолеть? – Стрига поднялся из-за стола, задорно подмигивая соседям, засучил до локтей рукава.

Бакуня вызов принял:

– Будем биться до той поры, пока спина пола коснется.

Стрига с условием Бакуни согласился. Сдвинули столы, освободили середину помещения. Бойцы встали друг против друга. Бакуня, разгоняя перед схваткой кровь, похлопал себя по плечам и груди, потопал ногами и лишь после этого встал в стойку, выставил перед собой кулаки. Стрига переминался с ноги на ногу, будто пританцовывал, руки повисли плетьми. Не поднял он рук и с началом боя. Бакуня ударил справа, Стрига увернулся. Уклонился полочанин и от удара слева, сам ответил тычком в грудь. Жесткий удар остановил Бакуню, вятич попятился. Правая рука Стриги, до поры висевшая плетью, теперь дубиной устремилась к голове вятича. Бакуня пригнулся и одновременно стал разворачиваться к противнику спиной. Кулак пролетел над головой вятича. Стрига решил накинуться на Бакуню сзади, но тот уже успел развернуться к нему лицом. Нога вятича подсекла ногу полочанина. Стрига не удержался и с грохотом упал спиной на деревянный пол таверны. Бакуня подошел к поверженному противнику, подал руку. Стрига поднялся, обнял сотоварища и тут же подначил:

– А Никитку ты все же не одолел.

Бакуня дружески похлопал Стригу по спине.

– Не знаете вы, что я поддался Никите намеренно, потому как ведал о том, что кесарь-царь подарит ему номисму и мы ныне ее пропьем.

В словах Бакуни была доля правды. Успел-таки Гилли шепнуть вятичу перед поединком, чтобы не сильно усердствовал. Только правда и в том, что забылся Бакуня, увлекся боем безмерно, потому и уступил молодому бойцу.

– Не иначе ты прозорливцем стал? – не унимался Стрига.

– Почему стал? С малых лет у меня дар этот.

– Ежели ты прозорливец, так скажи, что нас ожидает?

– И скажу!

Таверна загудела:

– Да! Молви! Не томи!

Стрига усмехался:

– Вот простяки, Бакуне поверили. Ему брехать не привыкать.

Бакуня встал, поднял руки, призывая к тишине, подождал, пока все успокоятся, закатил глаза, громко изрек:

– Вижу! Ждет нас в новом походе слава и добыча! – Сбросив с себя личину ясновидца, весело добавил: – За то и выпьем! Никита, давай номисму, гулять будем!