Русь нерусская: как зарождалась «рідна» мова

Л. М. Каганович стал генеральным секретарем ЦК КП/б/У в апреле 1925 г., когда украинизация уже была провозглашена и всеми силами проводилась в жизнь. При предшественнике Лазаря Моисеевича на посту руководителя КП/б/У Э. И. Квиринге число школ с преподаванием на украинском языке росло быстро и неуклонно. Так же быстро и неуклонно сокращалось количество русскоязычных школ. В то же время Квиринг сознавал, что навязать малороссам чужой язык в кратчайшие сроки будет затруднительно. Он предупреждал, что украинизация — «долговременный, постепенный процесс», требующий «еще не одного пятилетия», что необходимо подготовить «соответствующие кадры учителей», вырастить новое поколение вузовских преподавателей. Партийный лидер даже допускал колкости в адрес «национально сознательных» деятелей, заявляя, например: «Каждый шовинист-украинец будет вопить о принудительной русификации аж до того времени, пока останется хоть один профессор музыки или гистологии, который читает лекции на русском языке»[334]. Такая «умеренность» пришлась инициаторам украинизации не по вкусу. На посту руководителя украинских коммунистов Квиринга сменил Каганович.

Русофоб с диктаторскими замашками, Лазарь Моисеевич вполне подходил для выполнения функций главного украинизатора Малороссии. Только такой деятель, жестокий и беспощадный, мог решить поставленную задачу. Задача, между тем, была непростая. Южная (малорусская) ветвь русского народа, теперь официально называемая украинцами, украинизироваться не желала. Нового языка население не понимало, не принимало и не хотело принимать. «Особенно нужно знание украинского языка, потому что его никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать», — жаловался один из украинизаторов и предупреждал: «Не овладев, как следует своим языком, общество не сможет осуществить великие задачи нашей эпохи, не сможет, как говорит т. Троцкий, "объять своею мыслью всю природу, всю жизнь до самых ее основ"».[335] (Почему общество должно считать своим язык, которого «никто хорошо не знает, а часто и не хочет знать», не пояснялось).

Квиринг Эммануил Ионович

Как отмечалось в Отчете Киевского губернского комитета КП(б)У, проверка знания украинского языка сотрудниками различных учреждений губернии выявила, что по прошествии более полутора лет с начала нового витка украинизации 25 % проверенных «абсолютно не знают» украинского языка, 30 % — «почти не знают», 30,5 % — «слабо знают» и лишь 14,5 % оказались более-менее знающими.[336]

 При этом значительный процент среди слабо знающих, почти не знающих и даже абсолютно не знающих украинский язык составляли украинцы по происхождению.

Ефремов Сергей Александрович

Та же проблема поднималась на 1-м Всеукраинском учительском съезде, где констатировалось, что украинцы упорно не хотят учить «рідну мову». «Они оправдываются тем, что говорят: это язык галицкий, кем-то принесенный и его хотят кому-то навязать; шевченковский язык народ давным-давно уже позабыл. И если б учили нас шевченковскому языку, то может быть еще чего-то достигли, а галицкий язык никакого значения не имеет».[337]

О нежелании коренного населения украинизироваться свидетельствовал и С. А. Ефремов. «Наиболее серьезно к украинизации отнеслись служащие-евреи. И действительно за эти полгода выучились», — записал он в своем дневнике в октябре 1924 г. В то же время, замечал С. А. Ефремов, украинцы («тоже малороссы») вслед за великороссами всячески противились украинизации и упорно не желали учить «рідну мову».[338] Подобное положение вынуждало власти при проведении украинизации в значительной мере опираться на евреев. Выступая на съезде работников искусства, нарком просвещения УССР НА Скрыпник сам поднял вопрос о том, что во главе многих украинизированных театров поставлены евреи и пояснил: «Когда я говорил про украинизацию театров и про потребность притянуть украинцев к этой работе, я ни в коей мере не имел в виду украинцев по крови. Только шовинисты и наши враги говорят об украинцах по крови, а мы говорим про таких граждан Украины, которые могут в дальнейшем принять участие в творении украинской культуры, независимо оттого, какая бы у них кровь была. Нам нужна от них не их кровь, а их культурная работа».[339]

Скрипник Николай Алексеевич