Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Однако насколько дальновидны были планы княжича, сказать трудно. Скорее всего, основой его намерений была власть внутри волости, на которую претендовал старший брат Александр. Последний имел устойчивые отношения с Ордой и монгольскими ханами рода Джучи. Кроме того, статус новгородского князя вовсе не располагал к доброжелательным контактам с католическими миссионерами. Для Новгорода была характерна конфронтация с колонистами-крестоносцами, прикрывавшимися покровительством римского понтифика. При такой расстановке акцентов все действия князя Андрея напоминают провокацию, в ходе которой он сам же и пострадал.

Князь Александр Ярославич вынужден был обратиться в Орду за помощью, когда оценил надвигавшуюся на него угрозу. Характерно, что позднее сторонник Андрея тверской князь Ярослав укрывался в городах-сателлитах Новгорода — Пскове и Ладоге, для которых можно предположить желание обособиться от своей волостной столицы. Эти действия, особенно в отношении Ладоги, носили решительно антиновгородский характер. Андрей и Ярослав выступали противниками не только Александра, но и Новгорода, что не могло пройти безнаказанно. Воспротивиться великокняжескому давлению на Новгород можно было только с помощью другой решительной силы — монголов.

Созыв веча на Ярославовом дворище в Новгороде. Миниатюра Лицевого летописного свода, XVI в.

За поддержкой к ним и направляется князь Александр Невский, которому там дают «старейшиньство во всеи братьи его» и вспомогательные войска под руководством Неврюя для наведения порядка[687].

В 1252 г. Неврюй подступает к Владимиру и изгоняет Андрея, который бежит в Скандинавию:

«…приде Неврюнъ и прогна князя Андрея за море»[688].

За монгольскими войсками в столицу Северо-Восточной Руси вступил новый великий князь Александр Ярославич (Невский). Судя по летописи, жители вместе с митрополитом Кириллом, встречая его с хоругвями, крестами и иконами у главных городских Золотых ворот, безоговорочно признали Александра своим властелином «и бысть радость велика в граде Володимери и во всеи земли Суждальской»[689]

.

После этого для великого князя Владимирского наступает новый этап в отношениях с улусом Джучи. За поддержку при возведении на стол необходимо было отвечать изысканной покорностью и дополнительными выплатами. Теперь складывалась уже иная структура взаимоотношений. Выбор, с которым так мучился Даниил Галицкий, опасавшийся монголов и ненавидевший их, был сделан на Северо-Востоке.

Сила обстоятельств заставила повернуть князя Александра Невского в сторону решительного уплотнения зависимости от монголов. Не он виновен в таком стечении обстоятельств. Можно было двинуться по галицко-волынскому пути и подвергать свои владения бесконечным нападениям, бойням и карательным операциям, в результате настолько измотавшим население, что переход под литовское покровительство казался им спасением и избавлением. Новгородско-переяславский князь избрал другой — менее славный, но и менее кровопролитный — путь: компромисс, соглашение и регулярное задабривание, призванное предотвратить или, по крайней мере, регулировать новые вторжения, направить монгольское покровительство на благо своего государства. Именно линия на утверждение мирного сосуществования с Ордой соответствовала тогда политическим интересам Владимирского княжества. События позднейшей истории Московского государства развивались именно в контексте такой установки, заданной и освященной святым князем Александром Ярославичем, покровителем скорбных испытаний русского народа.

Заключение

Традиционной точкой зрения считается та, согласно которой «монголо-татарское нашествие», которое охватывает период с 1237 по 1240 г., нанесло сокрушительный удар по экономике и социально-политическому положению Руси, погибла бо́льшая часть населения, были разрушены и запустели крупнейшие города, а в уцелевших поселениях появились монгольские чиновники, заведующие сбором дани (баскаки). Подобное концентрированное изложение результатов вторжения нигде в литературе не встречается, но формируется в сознании читателя после ознакомления с основными выводами исследователей. Действительно, урон от вторжения Батыя, как на Северо-Востоке, так и на Юге и Западе Руси, был огромен. Были сожжены многие города, а люди или убиты, или уведены в полон. Факт погрома фиксируется археологически и по другим косвенным указания. Оспорить его невозможно.

Однако для полноты картины при описании того или иного явления бывает полезно ввести понятие «степени» (или «уровня»), а в нашем случае и такой показатель, как «охват», от которого будет зависеть и реанимационный коэффициент. Как только мы увлекаемся расстановкой подобных качественных акцентов, то описание событий 30–40-х гг. XIII в. приобретает другой, более прагматичный ракурс.

* * *