Русь против варягов. «Бич Божий»

Вернемся к детям киевского князя и порядку их наследования в его понимании. Сам князь Владимир никогда бы не стал официально жениться на ком попало и уж тем более объявлять ребенка от этого брака своим официальным наследником. Поэтому если исходить из того, что Борис и Глеб были «отъ българыне», то эта женщина должна быть очень знатного рода. Дело в том, что болгарский царь Петр (927–969) был женат на Марии, внучке византийского базилевса Романа Лакапина. И если Владимир породнился с потомками Петра, то, соответственно, пусть и десятой водой на киселе, но он приходился родственником правителям Византии.

Об этом же пишет и В.Н. Татищев: «По сказанию Иоакимову, Борис и Глеб дети царевны Анны, потому весьма вероятно, что она была дочь Петра, короля болгарского, внука Романова, а Василию и Константину императорам племянница родная, а Нестор назвал сестрою». То, что Борис и Глеб дети Анны, сомнения у Татищева не вызывает, он это отметит еще раз, когда речь пойдет о том, как Владимир распределял между сыновьями уделы: «Анны царевны сына Бориса и Глеба

при матери оставил, но Глебу назначил Муром, так как был еще у грудей тогда». В дальнейшем Василий Никитич еще больше развивает тему: «А в Лексиконе историческом, что Роман I за Петра дал внучку, старшего сына дочь; сей Роман, отец Василия и Константина, был II. Если от Петра болгарского дочь родилась, оная была Василию и Константину сестра и по свойству у них жила, чему и вид есть, что все историки с Нестором согласно одну жену Владимирову именуют княжной болгарской, от которой Борис и Глеб рождены, а в гл. 4, н. 42, по сказанию Иоакима, оная именована княжна Анна; еще же удостоверивает и то, что Владимир, может, по учиненному брачному договору или по любви к ней от нее рожденного сына Бориса после себя мимо старших детей наследником престола определил». В другой раз историк вновь подчеркнет этот факт: «

Анны царевны сына Бориса и Глеба при матери оставил, но Глебу назначил Муром, так как был еще у грудей тогда».

В принципе, все логично и обоснованно, а сообщения Татищева и Тверской летописи друг другу не особо и противоречат. Ведь если признать, что Борис и Глеб были сыновьями царевны Анны, то все последующие события становятся объяснимыми. И избирательность Святополка, убивающего своих братьев, выглядит логичной и понятной.

Можно предположить, что Владимир хотел видеть после себя на троне Бориса именно потому, что тот приходился родственником византийским императорам Василию II и Константину VIII. Одно дело, когда с базилевсами будет разговаривать их племянник, и совсем другое, когда, к примеру, Ярослав. А Ярослав для царственных братьев никто и зовут его никак. Если бы Борис оказался во главе страны, то отношения Руси и империи вышли бы совершенно на другой уровень, и Владимир это прекрасно понимал. Да и на Западе утерлись бы как ляхи, так и германцы, зная, что во главе государства стоит кровный родственник базилевсов.

С другой стороны, старый князь отдавал себе отчет в том, что его старшие сыновья за просто так власть не отдадут и после его смерти может начаться кровавая баня на Руси. Вполне возможно, что кто-то из них поддержит Бориса, кто-то Ярослава, а кто-то будет действовать в сугубо личных интересах. И вот здесь ключевое значение приобретали родственные связи.

Сам Владимир прекрасно помнил, как с помощью женитьбы на заморской принцессе собрал под свое знамя варягов и викингов, а затем уничтожил Ярополка. А Борису и усилий не надо было прикладывать особых, поскольку за спиной у него высилась грозная фигура дяди по матери, императора Василия Болгаробойцы. Бесстрашный воин и свирепый правитель, Болгаробойца запросто мог поддержать племянника в борьбе за златой киевский стол. Причем как финансово, так и войсками. Мог подкупить печенегов, чтобы те помогли родственнику, мог послать на помощь войска из Херсонеса. Много чего мог Василий II, самый могущественный из государей той эпохи.