Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Волосы в виде обрамляющего нимба сохранили следы позолоты, орнаментальная насечка на груди, возможно, передает вышивку рубахи: широкий круг аналогий — аланские антропоморфные амулеты. Литые фигурки «коней» двух видов в зверином стиле, характерном для эпохи Великого переселения в искусстве алан, Аварского каганата и Балкан: оскаленные морды; копыта, проработанные как когти; у фигурки «коня» массивного вида хвост представлен в виде птичьей головки (характерный элемент орнаментации, в том числе и пальчатых фибул). Гривы оформлены чеканным орнаментом, сохранившим (как и пасти с копытами) следы позолоты. Предполагается, что антропоморфные фигурки были центром композиции, по сторонам от них симметрично размещались «кони» (рис. 45, варианты реконструкции по Щегловой).

Композиция, включающая симметричные изображения «коней» и центральную фигуру человека (ср. далее — о приписываемых антам зооантропоморфных фибулах), как считают, восходит к скифской древности (В. А. Городцов и др.). Общеевропейским элементом декоративного искусства древней и раннесредневековой эпохи можно считать двусторонние коньковые привески с разнонаправленными конскими головами, известные в скифо-сакских древностях и традициях разных народов Европы — от англосаксов до поволжских финнов и венгров, еще обитавших в степях Причерноморья (ср.: Петрухин 2011. С. 216–221).

О. А. Щеглова справедливо усматривает в этой композиции универсальную симметричную схему, но конкретизирует ее содержание для Мартыновских фигурок: композиция, по ее мнению, передает распространенный в средневековом мире библейский мотив Даниила в львином рву. Соответственно «кони» воспринимаются как львы, «пляшущие человечки» — как образ библейского пророка (Щеглова 2010; ср. к приведенным Щегловой иконографическим параллелям — Laszlo 1971. S. 62).

^{Рис. 45. Композиция фигурок из Мартыновского клада, варианты реконструкции (по: Щеглова 2010)}

Действительно, в зверином стиле один значимый элемент может определять «породу» зверя: оскаленная пасть должна означать хищника; но как раз для коней этот признак может быть нерелевантным — для северных германцев характерны были ритуальные бои жеребцов и соответствующие мотивы в искусстве. В книге «Языческая Скандинавия» (см. Ellis Davidson 1967. P. 81–110) Х. Эллис Дэвидсон посвятила «танцующим воинам» целую главу, где она рассматривает и мотив битвы жеребцов на плите из Хэггебю, снабженных рогами в стиле, характерном для эпохи великого переселения народов (в том числе — для одной из фигурок из Велестино — Werner 1953. 1:1, 3). Эта «семиотическая» конструкция, известная и по ритуалу из пазырыкских курганов, где кони снабжены рогами оленей, конечно, не имеет отношения к «зоологии»; недаром в публикации броши в виде схожей рогатой фигурки из Северной Италии (Эпоха Меровингов: 562) публикаторы не решились определить зоологический вид копытного — козел или конь.

Многочисленные евразийские параллели мотиву битвы жеребцов собраны Д. Ласло, сопоставляющим этот мотив с распространенным мифом о космической битве воплощений двух начал. К тому же мотиву исследователь относит борьбу двух героев и противостояние двух взнузданных коней на хазарском ковше из Коцкого городка (Laszlo 1971. S. 120–134; ср.: Фонякова 2010, рис. 41, 43), о чем специально см. далее. Центральная фигурка мартыновской композиции — «пляшущий человечек», упирающийся руками в колени, находит параллели в аланских древностях (как и конские фигурки и фигурки львов — ср.: Ковалевская 1995. С. 138–139; Левина 1966, ил. 48, рис. 169). Впрочем, число параллелей расширяется (ср. стелу из Приазовья — Швецов 1980), что естественно для этнокультурной ситуации в евразийской степи и соседних регионах.

Для праславянского лесного региона фигуративное искусство остается «периферийным». При этом образцы декоративного искусства — фибулы — приобретают иногда вычурные формы: при сохранении общей схемы пальчатой фибулы (напоминающей пятерню) центральный луч оформляется в виде антропоморфной маски, боковые — в виде птичьих и других головок (бронзовые фибулы с Пастырского городища), ножка — в виде маски «дракона». Фибула приобретала зооморфные очертания с головой дракона, лапами-отростками и пятилучевым хвостом. Щитки украшались циркульным и спиральным орнаментом. Фибулы с более простыми щитками, восходящие к двупластинчатым, получили сердцевидные щитки, становились прорезными с симметричными изображениями антропоморфных масок на концах, по сторонам которых — симметричные протомы коней (Пастырское городище, рис. 46), головки птиц, образующих венец, и т. п.