Много времени не потребовалось на то, чтобы все княжеское подворье перед вырезным расписным огромным теремом и улицу перед главными его воротами заполнило, почитай, все русское мужское население Киева, кроме всяческого отребья, лишенного русским миром права голоса. Дальнозвонкий медно-серебряный колокол от храма Рода рассылал весть о соборе во всю белосветную ширь. Белыми холстами завешенное небо, белыми тюфяками застланная земля и сам воздух, простеганный белыми снежинками, все вокруг казалось таким чистозорным, глядящим прямо в душу всеведущими очами Святовита. Безусловно, Святославу не раз и не два приходилось соучаствовать в соборах. Однако доселе его суждение оставалось частью совокупного решения круга первых мужей. Впервые к нему прямо обращались люди (пока только четверо мужиков), прося заступничества, называя «своим князем», выбирая его. Возможно, обнаружившаяся новая сторона княжеского долга бодрила юношеское чувство достоинства, однако, прислушиваясь к себе перед видом этого колышущегося человеческого моря, Святослав различал в своем сердце только наставления предопределенности, в ровном свете которых увядали случайные ростки глупых страстей. Если у птенца не будет учителя, могущего наставить его в полете, он все равно рано или позднее станет на крыло. И хотя Святослав взрастал не среди безродных рабов, сейчас ему казалось, будто голос изначальной Правды нисходит на него вместе с этим белым-белым светом, неспешно льющимся сквозь скрывающую ее невыразимо прекрасный лик молочную застень.
Долго ждали посольство от киевского кагала. Те все не шли, должно быть, напуганные движением общей воли обыкновенно безмятежных созерцательных хозяев этой земли. Все высылали лазутчиков, чтобы те выведали и перенесли: не слишком ли опасны для них обстоятельства, не умышляют ли чего против иудейского народа грубые и сильные жестокосердые гои. Наконец не обнаружив среди собравшихся ни Веспасиана, ни Тита, киевское еврейство решило подчиниться Закону Русской земли, - с утра запертые ворота Жидовского города растворились, и вышли из них два десятка отпрысков от сынов Иафета, от сынов его сына Тогармы в окружении сотни охранников – хазар и аланов - во всеоружии.
Русский закон никого не обязывал являться на подобные сходы, кроме, разумеется, их виновников, если таковые имелись. Но произошедший с Утренником случай настолько взволновал Киев, что, почитай, все мужское население его, бросив самые неотложные труды, в этот раз стеклось к княжескому терему. И вся эта более чем двухтысячная орда гомонила, рокотала; то и дело в одном ее конце рождался неясный, но жаркий выкрик, тут же укрывался он нарастающим гудом, и гуд этот, точно речная волна, прокатывал по всей толпе, затихая в истоке, кипя, разбухая и возвышаясь на переднем бегучем краю.
Многое множество собравшегося народа, конечно, имело свою середку. Ею являлось небольшое, не более трех саженей попереч, свободное пространство. По его краю были выставлены скамьи (которыми на морозе все равно никто бы не пожелал воспользоваться) для достоуважаемых горожан: волхвов, старцев, прославленных витязей, а также посадника Свенельда (некогда с согласия такого же веча назначенного овдовевшей княгиней замещать до срока малолетнего князя), тысяцкого, ну и, понятно, князя – тем, кто пользовался наибольшим значением в Киеве. Богомила дважды пытались выманить из его избушки, но тот по обыкновению своему уклонился от почетного права высказать свое мнение во внутреннем кругу веча среди первых мужей.
- Вот я и говорю, соседи дорогие, - пришепетывая, то поднимал тонкий свой голос, то едва различимо шелестел словами самый ветхий старейшина Киева – однорукий Трувор (вторая его рука в одном из походов боговдохновенного Олега осталась где-то на дне Цареградского залива – Суда), а двое бирючей
4741по очереди, чтобы не застудить на морозе глотки, истошным криком на всю окружность повторяли сказанное, - вы землю не пашете, срубов не ладите, вы торговлей промышляете. И резоимством тоже. Русский закон нам велит, если кто из нашего племени в этом грехе упорствует, а значит миродерством живет, велит нам Закон казнить отверженцев. И ваш жидовский закон тоже ведь не дозволяет кровь сородичей пить. Так, может, нам совместно против этого зла ополчиться?- Не то! Не то говорит! – поднялись с разных сторон голоса, растревоженные предложениями, преисполненными неуместным наивным старческим прекраснодушием. – Анашка через наемыша своего смертоубийство учинил! Казни-ить!
Маленький кургузый Анания, закутанный в роскошную лисью шубу, пару раз затравленно оглянулся, и слизкие карие глазки его задрожали. Между тем стоявший подле Святослава Асмуд как бы невзначай ткнул его в бок, и тот, про себя озлившись на собственную недогадливость, поспешил передать слово главе кагала – почти до основания разбитому наследными и просто старческими болезнями Нааману Хапушу.