«Американский делец Джей Кравфорд, представитель Международного зернового фонда, признан советским судом виновным в нелегальном обмене восьми с половиной тысяч долларов на двадцать тысяч рублей на московском «черном рынке». Прокурор потребовал пятилетнего тюремного заключения. Ожидается, что советские власти обменяют Кравфорда на двух русских служащих ООН, обвиненных в шпионаже…»
«Московская милиция арестовала семь американских туристов, членов Международной лиги сопротивления войне, за попытку демонстрации на Красной площади в защиту разоружения…»
«Кристина Онассис, вышедшая 15 августа замуж за русского, Сергея Каусова, прибыла с мужем в Москву…»
«Условия пребывания американских бизнесменов в Москве, недружественные в обычное время, еще больше осложнились в связи с арестом Джея Кравфорда…»
«Советские и восточногерманские космонавты причалили к космической станции «Союз-6»…»
«Тамара Филатова заявила, что ее муж, Анатолий Филатов, приговоренный к смертной казни за шпионаж в пользу США, направил обращение президенту Картеру с просьбой вмешаться и спасти ему жизнь…»
«Еврейские активисты сообщают о резком увеличении числа советских евреев, обращающихся за разрешением на эмиграцию в связи с растущим в СССР антисемитизмом. Отмечается, что за восемь месяцев этого года за выездной визой обратились сто тысяч евреев, в то время как за весь 1977 год — 78 тысяч, из которых только семнадцати тысячам разрешили уехать…»
«Мерзавцы, — раздраженно подумал Барский, — откуда у них эти цифры? Ну, выехавших — понятно, их регистрируют в Вене, поскольку путь у всех эмигрантов один: Москва — Вена, поездом или самолетом. Но подавших на эмиграцию? Неужели кто-то в ОВИРе работает на евреев, как этот Анатолий Филатов работал на ЦРУ? Или в его собственном отделе сидит предатель?»
Барский поежился от этих мыслей и услышал:
— Полковник, Бостон дает Раппопорта. Соединяю вашу Сигал. Алло, Москва! Бостон на проводе, говорите!
И тут же прозвучал голос Анны — иронично-веселый и грудной голос, от которого у Барского разом перехватило дыхание, подвело колени и жаром заломило все члены.
— Алло! Это Раппопорт? Который с тремя «п»? — насмешливо сказала она.
— Аня! — ахнул голос Раппопорта на том, американском, конце провода. — Ты где?
— В Москве, дома! Где же еще?
— Ты получила мои письма?
— Ни одного! Но подожди. Я звоню по делу. У меня к тебе просьба. Это архиважно, как Ленин говорил. Ты слышишь?
— Слышу. Я все выполню. Говори!
— Найди Музыкальную энциклопедию, изданную в Москве три года назад. Я думаю, это не трудно: масса еврейских музыкантов уехали отсюда и все везут с собой книги…
— Найду, найду! — заверил ее Раппопорт. — Что дальше?
— Открой первый том на странице 14, а потом — на 42-й. И ты все поймешь. И если мы не увидимся через месяц, можешь делать с этой информацией все, что хочешь, хоть печатай в «Нью-Йорк таймс». Ты понял?
— Ничего не понял. Но энциклопедию буду иметь через два часа. С этим тут нет проблем. Как ты живешь? Собираешься сюда?
— Когда увидишь энциклопедию, поймешь. А не поймешь, позвони мне, не разоришься!
— Аня, ты с ума сошла! Я тебе звоню каждую неделю! У тебя телефон…
Барский выдернул штырь из гнезда телефонного коммутатора.
— Алло! Алло! Максим! Алло!!! — послышался из усилителя голос Анны.
— Не кричите, абонент! — сухо сказала в ларинг дежурная телефонистка.
— Меня разъединили! Я говорила с Бостоном! — ответила Анна.
— Я вас не разъединяла, это Америка. Связь потеряна. Положите трубку.
Телефонистка выдернула из гнезда второй штырь и повернулась к Барскому:
— Вам на узкую пленку переписать разговор? Или на широкую?