Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики

В-пятых, соборность. Коллективистские ценности являлись во все времена базовыми для русской национальной рефлексии. Таковыми они остаются, по данным международных социологических опросов, и сегодня, несмотря на произошедшие постсоветские инверсии. Элементарной структурой русского мира рассматривалась община, и принципы общинности предполагалось перенести на всю Россию. Другим базовым основанием коллективистской матрицы являлся соборный принцип организации церкви. Отсюда – категория соборности как русский политический язык выражения ценности коллективизма. Аналогия с собором связывалась с пониманием того, что объединение людей в коллектив должно быть не просто их организационным суммированием, духовным соработничеством.

В-шестых, идеократизм. Государственность выстраивалась не снизу вверх, а сверху вниз от высшей идеи. Верховный лидер – глава государства – имел легитимность только ввиду принятия и реализации высшей идеи. В этом отношении маркировка его через категории деспотии, автократии, тирании не соответствует русскому пониманию природы власти. Русское государство в период доминации религиозного сознания было теократичным, в период модерна – идеократичным.

В-седьмых, нравственное преображение. Целевым политическим ориентиром являлось построение нравственного государства. Достижение этого ориентира предполагало изменение самой природы человека, его нравственное преображение. Существовало антропологическое измерение политики, которое воспринималось главным. Идея нравственного преображения составила суть предложенной России версии развития. Развитие мыслилось не как количественный рост материальной сферы, а именно как качественное изменение самого человека. И эта модель развития предлагалась как альтернатива для мира, составив, в частности, суть русского модерна.

Русский эсхатологический континуум

Многие мыслители в разные времена отмечали особый тип восприятия русскими времени. На Востоке в триаде «прошлое – настоящее – будущее» акцент делался на прошлом, соответственно, на Традиции. Запад акцентировался на настоящем, а отсюда – на устроении повседневной жизни индивидуума. Русская мысль была заострена, прежде всего, на будущем. Это будущее не краткосрочное, среднесрочное, долгосрочное, а финалистское, с ключевым вопросом об итоге человеческой истории. Такой тип мышления определяется как эсхатологическое, то есть связанное с представлением о конце света.

Представление, что конец истории наступает сегодня, что именно сейчас наступает время апокалипсиса, принципиально меняет поведение людей, меняет характер политики, экономики, социальных отношений. И если действительно русские люди в значительной своей части верили, что живут в апокалиптические времена, это не могло не повлиять на все сферы их деятельности – политику, экономику, культуру. Политика, реализуемая во время, воспринимаемое как Армагеддон, очевидно, должна принципиально отличаться от политики, проводимой в неэсхатологическом континууме.

Существование абсолютного добра предполагало столь же однозначное определение вселенского зла. Если есть служители Бога – добра – и истинная церковь, то, следовательно, должно существовать и воинство дьявола – зла – и возглавляемая им «синагога Сатаны». Персонификацией зла в эсхатологической проекции должен стать антихрист, сын дьявола и блудницы, подменяющий Христово учение. Он есть узурпатор и самозванец, имитирующий поступками и обликом Христа.

Иконографическая традиция изображения Антихриста, с одной стороны, максимально сближает его визуальные черты с Христом, с другой – наделяет лукавым выражением лица, горделивым взглядом, злыми, бессердечными глазами. Антихрист будет соблазнять людей ложным чудотворством. В его царствование люди предадутся максимально всем возможным порокам.

Русская идея:

апокалиптический бунт против античности

Начиная с В. С. Соловьева, введшего в научный оборот дефиницию «русская идея», многие мыслители пытались определить ноумен русской национальной мысли и традиции, константный на протяжении исторического пути России. Согласно Соловьеву, русская идея есть не то, что русские думают о себе во времени, а то, что Бог мыслит о России в вечности, т. е. некая трансцендентальная категория[60]. Основоположник методологии локализации исторического материала О. Шпенглер определял русскую идею как «Апокалиптический бунт против античности». Шпенглеровская формула, служащая квинтэссенцией рассуждений о специфике исторического опыта России, подразумевала ряд качественно своеобразных черт, присущих русской мысли[61].