Русская евгеника

Точно так же, почему мы восхищаемся красивым торсом, например, Венеры Милосской, Медицейской, Юпитера или Аполлона Бельведерского и пр.? Потому, что этот торс служит выражением полной гармонии физиологической жизни. Взглянем ли мы на мускулы, на устройство грудной клетки, таза, на груди и пр., и мы видим, что здесь каждая часть и каждый орган как бы просятся исполнить свою функцию и обнаруживают скрывающуюся в них полную гармоническую жизнь. Отнимите у Венеры одно какое-нибудь качество, напр., представьте, что грудная клетка ее площе, или что таз уже, тогда впечатление совершенно изменится. Такая Венера, несмотря на ее прекрасную головку, будет внушать не восхищение, а грустное, тяжелое чувство, какое внушают нам вообще болезни и недостатки человеческие.

Если бы мы привыкли отдавать себе отчет в своих впечатлениях, то во многих случаях поняли бы, почему внешность одного человека производит на нас приятное впечатление, а другого – отталкивающее. Симпатии и антипатии наши не безотчетны и кажутся нам такими только потому, что процесс умозаключения, основывающийся на тех или других признаках человека, происходит слишком быстро, неуловимо. Относительно физической красоты слово – «нравится» и «не нравится», произносимое нами часто безотчетно, всегда имеет свое основание. Полнота и правильность жизни, где бы и в чем бы они ни проявлялись, всегда производят приятное впечатление, и, наоборот, болезненность, угнетение, страдание вызывают впечатление грустное. Вследствие этого мы чувствуем симпатию преимущественно к тем лицам, в которых как физическая, так и нравственная жизнь выражается полнее и гармоничнее, точно так же, как мы больше склонны наслаждаться цветущей природой (весной), а не заглохшей и скованной зимними морозами. При половых вкусах это безотчетное влечение к цветущей жизни проявляется еще сильнее. Пластическая красота, с пробивающейся наружу кипучей жизнью, во всяком гораздо легче вызовет чувство любви, чем красота на увядшем или сраженном болезнью теле. В этом отношении половой вкус руководится более или менее замаскированным, даже не сознаваемым, но совершенно естественным чувством (чутьем), указывающим на большую соответственность избираемого лица для половых целей. В каждом человеке, как и в животном, существует половой инстинкт, замаскированный розовыми красками в виде сердечных отношений, инстинкт весьма деятельный и в высшей степени важный, потому что он служит рычагом для продолжения рода всего живущего. Помощью его природа указывает человеку на одну из главных физиологических целей и незаметно подводит его к этой цели, окружая ее ореолом любви и нравственных отношений.

Но одним инстинктом полового влечения природа достигла бы только целей размножения, без дальнейшей гарантии качества размножаемых продуктов. Нужно было вложить человеку такое чувство или такое стремление, которое бы отыскивало факторов для произведения более совершенных индивидуумов, стало быть, более удовлетворяющих цели размножения. Поэтому вместе с инстинктом полового влечения у человека существует стремление к обладанию существом более совершенным, т. е. более здоровым, правильно сложенным и развитым и, стало быть, красивым.

Таким образом, понятие о человеческой красоте, тесно связанное с инстинктом половой любви, при половых влечениях основывается на пригодности или непригодности человека к размножению рода. Следовательно, с этой точки зрения чувство человеческой красоты должно вытекать из понятия о степени здоровья рассматриваемого индивидуума, о полноте и совершенстве его физиологической и моральной жизни, и, следовательно, вкус, отыскивающий красоту вне здоровья, должен считаться вкусом неестественным.

Древние эстетики очень хорошо поняли условия идеальной красоты; поэтому каждое их изображение представляет не только пропорциональное развитие всех частей человеческого тела, но вместе с тем указывает на более совершенное и вместе с тем пропорциональное физиологическое отправление этих частей. Эта олицетворенная в мраморе нормальная физиологическая жизнь, дышащая силой и здоровьем, – жизнь, при которой ни один орган не развился и не действует в ущерб другому, – и служит душой художественного произведения.

Мы не хотим сказать, чтобы понятие о красоте было совершенно тождественно с понятием о здоровье. Много людей могут считаться совершенно здоровыми, но некрасивыми, потому что тонкая пропорциональность и гармония частей не составляют еще необходимого условия здоровья. Но, с другой стороны, истинная красота без здоровья, т. е. без нормального устройства и отправления всех органов тела, существовать не может. Выходя с этой точки зрения, можно установить общий идеал человеческой красоты, к которому следует подводить все личные вкусы.