Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала

Андрей разозлился:

–А просто сказать нельзя? Вот чтоб не выеживаться, загадки не загадывать! Я от них вчера чуть не помер!

–Я – в курсе, – замогильным голосом ответил посетитель. Умеет он успокоить нервных. – Сумей ты разгадать тот ребус до нашего с Ириной прихода, мне бы сегодня было столько работы, что не болтал бы я с тобой, мальчишка.

–Конец света, что ли?

–Ты на досуге историю про Лазаря прочитай, там ключевая фраза есть. Про пропасть. Все, хватит, не отвлекай. – Перо хрустнуло в мертвых пальцах. – В летописи не должно быть незаполненных строк.

Дописав, он встал и взялся за пластиковую подставку для капельницы, что стояла у кровати. Та от прикосновения почернела и превратилась в косу, а затем уменьшилась до трости. Пальцем Смерть загладил инвентарный номер, дольше всего державшийся на древке. В память о маме-капельнице. Затем он легко повертел трость в пальцах на манер артистов варьете, опустил на глаза очки и не спеша вышел в дверь. Любит он попижонить все-таки. А Каменев вспомнил…

…какофония звуков и боль в горле. Все плывет перед глазами. «Ты не зря пришел. Он твой, – хрипит краснорукий, – забирай, раз уж ты здесь!»

Красный плащ, холодный и мокрый. Блеск черной стальной косы, свист рассекаемого воздуха. Как последний выдох умирающего. «Не его!» – Девичий голос, и коса врезается в красную ткань. Хруст. Из-под красного вырывается что-то огромное, бело-золотое, и все пространство идет волнами, как от мощного взрыва. Каменев лежит ничком, уткнувшись в сырую ночную траву…

Андрея отпустили после врачебной планерки. Он долго ждал выписных документов, присев на корточки у двери ординаторской. Ему захотелось научиться курить. Выпускать серо-синий дым с конца огненной палочки.

Серые в своей белизне коридоры больницы. По этим коридорам двигались белые фигуры: не то ангелы, не то медсестры. Андрей почему-то оробел. Чистота представлялась ему теперь иначе, не как белая форменная шапочка медсестры. Он вдруг осознал, что чистота и стерильность – разные вещи. Стерильность безжизненна. Она подавляет. Это именно то, что он, Андрюха Каменев, чувствовал после сегодняшней ночи.

И тем не менее парень нашел в себе силы робко спросить, где выход. Дежурный ангел у стойки оторвался от записей в книге жизни, смерти и учета медикаментов и сообщил, что «идти следует прямо-направо-по-коридору-главный выход перекрыт – ремонт, боковой слева от главного». Запись в учетной книге возобновилась.

–И дождь на улице, – сообщил худой мужчина в белом с резной тростью в руках.

–Регистратор у стойки, наверное, в чине архангела? – уточнил беззвучно у него Андрей. Но вслух говорить он не стал. «Ангел за стойкой» шутки бы не оценил.

–Просто медсестричка, – улыбнулся безносый. – Привыкнешь со временем. Наверное. А расскажи мне, как это промокнуть? Что при этом чувствуешь?

Идя по коридору рядом с невидимой Смертью, Каменев вдруг – а может быть, уже по привычке (слишком много «вдруг» появилось в его жизни со вчерашней ночи) – осознал, что от двери своей палаты номер 38 до стойки регистратуры ровно тридцать восемь шагов. «А это значит, что все в мире не случайно. Что все имеет какую-то связь и значение. Или как сказала бы бабка Лида, если бы была поэтом – символично», – подмигнул ему Бледный призрак. Три встречи, полночи в больнице – и Андрей Каменев уже был полностью согласен со своей одноглазой соседкой по общежитию.

–Еще увидимся, – кивнул ему Андрей. Он открыл в себе склонность к иронии. Собеседник кивнул, рассыпался каплями воды с небес и не оставил даже запаха.

Дождь вымочил парня в момент: обнял, вымыл и поспешил рассказать на своем языке, как боялся, что все закончится концом света и насколько соскучился. Каменев с наслаждением слушал его рассказ и радовался каплям на коже. Жить-то как хорошо! Правда, Андрей? Как это здорово, дождь!

ПУТЬ НАЧАЛСЯ, КОГДА…

…стоял чудесный летний вечер. Он был оранжевым. Зрелым. Опытным. Полным покоя и достоинства. Лето перевалило за середину. Позади остались и сумасшедшая, яркая молодая зелень июня, и полуденная трепещущая жара июля. Запыленные кроны августа уже кое-где подернулись проседью желтых прядей. Близился сентябрь. Но аромат лугов и летних приключений еще не выветрились из легких и мозгов всех, кто пережил это лето.

Янтарное солнце нагрело сосны и успокаивающий аромат хвои был щедро разлит в воздухе. К смолистому духу примешивался легкий оттенок дыма и жареной рыбы.

Пашка воображал себя индейцем, ориентирующимся по запаху. Он и на самом деле мог бы пройти по этому пути с закрытыми глазами. Не меньше сотни раз за это лето приходилось ему обходить эти кусты орешника, перебираться через поваленное дерево, перепрыгивать засыпанный позапрошлогодней хвоей овражек. Он знал все шорохи, запахи и звуки на этом участке леса. Сейчас он хотел скорее ощутить на своем лице прохладу лесного ручья и услышать его журчание. Запах жаренной на углях рыбы мальчик уже давно чувствовал. Заблудиться было невозможно.