— То испытать вас надобно. — Дракон скосил на нее золотистый глаз, мигнул, словно опять изучая. — Что ты меня и человеком — не полюбишь, и драконом — не испугаешься, то уже само по себе любопытно было. Я не мог домой возвратиться, не повидавшись с тобой еще раз, не уверившись… Морок тебя не берет — это ладно. А сможешь ли ступить на мое крыло, когда под ногами — тридцать саженей пустоты? А удержишься ли, когда к самой туче тебя подниму? И достанет ли силы направить… — Он опять глубоко вздохнул, так, что загудело у него в утробе, словно в раскаленной печи. — Вы, люди, таких, как ты, зовете драконоборцами. Но у нас, у драконов, есть другое для вас имя. Мы вас зовем наездниками. И уже много веков не рождалось дракона, у которого был бы наездник.
Последние слова он проронил не то с грустью, не то с гордостью — словно ему большая удача пришла. Джаредина слушала и в толк взять не могла, как этакая животина, способная ей хребет переломить одним ударом, радуется и гордится, что она, крестьянская девушка Джаредина, сумела его одолеть. Да не просто так одолеть, а в небе — в его, дракона, собственной вотчине, где он единственный князь, владыка солнца, дождя и туч.
Много чего хотела она у него спросить, много о чем поспорить, но вместо этого сказала то, что душу ей грызло уже много недель:
— Мне все равно, как ты станешь меня звать. Ты, безжалостная зверюга, поля жег, людей пугал, скотину воровал, да еще и невинную девицу жизни лишил. После такого ни слушать тебя, ни идти с тобой я не стану.
И руки на груди сложила крестом — отгородилась. Теперь пусть хоть убьет, все равно.
Но дракон только мордой помотал, словно сил уже не было вталдычивать глупой девке очевидные истины.
— Ты, — рыкнул сердито, — всему веришь, что люди болтают? Про тебя, что ли, мало сплетничали в родной деревне? Да, поля жег — чтоб поверили, что вправду меня видали, чтобы весть до вашей столицы долетела! Да, пугал — а на что вы, людишки, еще сдались? И овец воровал — а жрать мне что прикажешь, любезная? Вот только девок не таскал, бабьего визгу не люблю. Да и смрадная она, человечина. А кроме того, я же и сам наполовину своей сущности — такой, как вы. Что ж ты, за совсем дикую тварь меня держишь, чтобы я себе подобных поедал? Хотя, — добавил он тише, — вы, люди, частенько так и делаете.
Джаредина не знала, что на это и сказать.
— Если так, — проговорила она наконец, — если правда ты понимаешь, что такое мы, люди, — зачем же ты с нами так бессердечен? Зачем владетеля моего позорил… и за мной увязался…
Он чуть повернул черную морду, словно позволяя ей лучше увидеть себя, всмотреться внимательней. И она вдруг увидела его — всего… длинного гибкого зверя, свернувшегося на поляне среди стройных спокойных сосен. Зеленая грива колыхнулась вокруг лба волной, точно волосы, взлохмаченные ветром.
— Полетишь со мной, — сказал дракон хрипловато, — расскажу. Все расскажу. Ну… полетишь?
Он не дразнил ее больше и не высмеивал. Он просил.
Джаредина тяжко-тяжко вздохнула и пожала плечами.
В путь тронулись не сразу. Сперва надо было подкрепить силы, обоими потраченные на недавнюю битву в небе. Дракон взмахнул крыльями, оторвался от поляны и скрылся за деревьями, а Джаредина, пользуясь предоставленным одиночеством, собрала хворост, развела костер, разделась и высушила мокрое до нитки платье. Как раз когда назад облачалась, в верхушках сосен зашумело, и тень упала на поляну, обдавая холодком. Дракон приземлился и шмякнул перед ней задушенную курицу, которую принес в когтях.
— Морду хоть оближи, — сказала Джаредина, глядя на него с укоризной. — А то вся пасть в овечьей шерсти.
Дракон ухмыльнулся и провел по носу огромным красным языком, раздвоенным на конце.
Джаредина ощипала драконью добычу, не спрашивая, где тот ее взял, целиком поджарила на костре (ножа, чтобы тушку разделать, у нее не было), подкрепилась, потом отряхнула руки и сказала:
— Ну? Теперь-то что?
И он молча протянул ей крыло.
На сей раз они летели куда ниже, тише и медленней, чем прежде. С земли летящего дракона, верно, можно было принять за большую хищную птицу, неторопливо реющую в своих охотничьих угодьях. Джаредина сидела прямо, подогнув ноги и сжав коленями мускулистые лоснящиеся бока, и руки ее, державшие драконью гриву, лежали спокойно, не пытаясь им править, точно ослом упрямым. Дракон летел, куда хотел, и она знала теперь, что по первому ее приказу он спустится наземь, а оттого и не торопила его. Любопытно ей было, что ж это такое он вознамерился ей показать.