Русская канарейка. Блудный сын

– Для них Кенаря будто не было… – не слыша его, продолжал Натан. – Он в одиночку уничтожил разработчика и куратора чуть не всех терактов КСИРа и «Хизбалллы», совершенных за последние годы по всему миру, а они делают вид, что ничего не произошло.

Шаули уклонился от комментария – мол, благодаря все тому же блистательному Кенарю в руки врагов попал столь необходимый им плутоний… Бросил на тарелку добросовестно обглоданную кость последнего ребрышка, не торопясь вытянул целую пачку салфеток, стал тщательно вытирать каждый палец… Долго молчал, возвращаясь то к одному пальцу, то к другому, что-то там подтирая и полируя салфеткой ногти. Наконец спросил:

– А что с той иранской шишкой, с генералом Махдави, он ведь дядя нашего знатного утопленника? Генерал-то нами наверняка выпотрошен, теперь можно и поторговаться…

– Это первое, что пришло мне в голову! – горячо перебил Натан. – Махдави – отыгранная карта. Зачем он нам? Он все выложил. Кормить его оставшиеся тридцать лет? Конечно, поднимется скандал, когда он соберет первую же пресс-конференцию в Тегеране или где там – в Женеве… Но мало ли какой дипломатический хай мы переживали. Вспомни хотя бы Дубай… О Махдави я сразу подумал. И знаешь, что сказал на это Нахум? Мол, ни персы, ни «Хизбалла» на такой обмен не пойдут, потому что и для них генерал Бахрам Махдави – отыгранная карта. Скорее всего, в придачу к Махдави они потребуют много такого, на что никто в конторе и в правительстве не пойдет. Если б Гюнтер Бонке был жив, мы бы еще рассчитывали на его родственные чувства к дяде. Но Кенарь, как известно, пленных не берет… К тому же ясно, что мы никак не можем фигурировать в кадре, если только… – он тоскливо вздохнул, – …если только из Кенаря уже не выжгли всей его биографии. А потому, во-первых, спасибо тебе, что приехал…

– Во-первых, ты забыл, что Кенарь и мой друг тоже, – перебил Шаули. На его гладко выбритых щеках все еще лоснился жир от бараньего мяса. – Он – мой друг, что бы ни выкинул и как бы далеко мы с ним ни разбежались. И когда я говорю тебе, что после твоего звонка вывернул наизнанку все и всех, я говорю чистую правду. Я задействовал даже Леопольда, хотя это было рискованно: с чего бы мне, его партнеру, богатому иранскому еврею, владельцу сети крупных ковровых предприятий, беспокоиться о каком-то романтическом дураке, якобы племяннике давнего друга, который полез мстить по дурацкой любви… ну и так далее… С чего бы мне обращаться к нему за помощью, если я не подозреваю его в связях с DGSE? Но я пошел на этот риск, пошел, не зная, что на сегодняшний день спецы из «Хизбаллы» успели вырезать и выжечь из Кенаря… Больше я не могу рисковать: Леопольд – бесценный агент, мое сокровище, мое главное достояние…

– …подаренное тебе, если не ошибаюсь, тем же Кенарем, – вкрадчиво дополнил Натан. И оба надолго замолчали.

Шаули провел рукой по подбородку, спохватился и принялся так же маниакально полировать салфетками свои детские ямочки, благодаря которым его улыбка выглядела столь безоружно-наивной.

Внезапно грянул над холмами нутряной тягучий зов муэдзина, и сразу ему отозвались несколько других – более высоких, напряженных голосов. Минуты две они плыли в воздухе над деревней, переливаясь и скользя, как водяные змеи, пока так же внезапно не оборвались.

– Вот эта их новая мечеть, – спросил Натан, кивая в панорамное окно на склон горы, где круглый купол целился в небо четырьмя тонкими круглыми минаретами, увенчанными тускло-золотыми конусами-колпачками. – В ней что-то есть, а?

– Я бы предпочел другие виды у себя на родине, – уклончиво заметил Шаули.

– Это ты зря. Черкесы никогда не были нам врагами. Возьми хотя бы здешних христиан: аббатство крестоносцев Эммауса и церковь Ковчега Завета – они прекрасно тут существуют, и никто их не обижает. Ты бывал на их музыкальных фестивалях?

– Не пришлось…

Натан помолчал и сказал:

– Леон мечтал когда-нибудь спеть в аббатстве. Там прекрасный по акустике молитвенный зал, фрески великолепные… Говорил: «Это будет моим возвращением в Иерусалим».

– Почему ты о нем – в прошедшем времени?! – вскипел Шаули, и это его восклицание на минуту словно бы приоткрыло клапан над неторопливой спокойной беседой двух мужчин, клапан, в который немедленно хлынула струя боли.

Натан невозмутимо ответил:

– Потому что я – старый хрен и не слишком надеюсь когда-нибудь его увидеть. Не обращай внимания. Я о чем: эту нарядную мечеть, мечту Али-Бабы, – он кивнул за окно, – вроде бы построил российский чеченский босс. Это правда?

– В общем, да…