Русская канарейка. Трилогия в одном томе

– Вот именно. Можно подумать, ты цитируешь Нахума Шифа. Он мне так и заявил: французский певец, говорит…

Шаули раздраженно пожал плечами:

– Нахума можно понять: все было размечено по минутам, на Мальте этих ковровиков поджидали надроченные итальянцы. Но ковровики поменяли маршрут, потому что на борту был Кенарь… Разве не так?

Натан ничем не отозвался на это справедливое замечание. Только с угрюмым ожесточением проговорил:

– Никогда не прощу себе, что втянул его в эту историю.

– Перестань! – мгновенно отозвался Шаули, будто ожидал именно этой фразы.

Паренек с тяжелым подносом в руках локтем приоткрыл дверь и втиснулся боком. На подносе – стеклянный кувшин с лимонной водой (ветка мяты колышется темно-зеленой водорослью), корзинка с питами и десяток фаянсовых плошек – в каждой горстка какой-нибудь закуски. Выставив в центр стола питы и тарелку с хумусом, парень симметрично расставил фаянсовые плошки, полюбовался морковно-свекольной мозаикой закусок и исчез.

Вот что здесь было чертовски удобным: никто не нырял тебе под руку – вытащить тарелку с недоеденным куском, никто не встревал посреди разговора с елейной улыбкой – вкусно ли и все ли о’кей? Деликатность и достоинство Кавказа, вновь подумал Натан. Слишком часто весьма занятые люди встречались здесь за напряженной и трудной беседой.

Среди закусок две-три были вопиюще острыми, и Натан, который за десятки лет так и не смог пристраститься к местной пище, инстинктивно подвинул их к Шаули: тот в еде был настоящим огнепоклонником.

А вот питы здесь пекли сами – поджаристые и легкие, прямо с лопаты, они еще дышали живым огнем, и Натан, оторвав и отправив в рот кусок, обжегся, задышал рывками, остужая во рту хлеб.

– Он у меня, знаешь, прямо перед глазами – в тот день, в венском кафе, – сумрачно продолжал он. – Такой элегантный, с ума сойти, в неброском дорогом костюме, зубы – жемчуг. И эти руки артиста, глаз не оторвать! Помню, подумал: мальчик в зените благополучия, стоит ли его тревожить. А как Магда кричала, боже, когда я проговорился, что еду к нему на встречу! «Вы оставите его в покое!» Чуяла, наверно…

– Перестань, – упрямо повторил Шаули, хотя губы его на мгновение сжались, а к горлу подкатила волна желчи. – Ты и отпустил его, когда…

– …когда он добыл нам «Казаха», – кивнул Натан. – И не отпустил, а вышвырнул вон. Еще и пригрозил – из-за той глухой девочки. Где она, кстати?

– Понятия не имею. Как сквозь землю провалилась. Согласись, после неудачи в Портофино группе было не до возлюбленной Кенаря – особенно когда они поняли, что сам он – на этой проклятой яхте и невозможно ни ликвидировать ее, ни перехватить. Но вот что интересно…

Шаули вытянул из жестяной коробочки салфетку и стал протирать ею вилку и нож – давняя самолетно-железнодорожная привычка вечно странствующего человека, брезгливого по натуре. Если бы это увидел Али, он бы умер от оскорбления.

– …Интересно вот что: то его электронное письмо, полученное по условленному адресу и так грамотно отправленное бог весть откуда, – подробное, с анализом ситуации, с описанием и уточнением места, с разъяснением насчет плутония и способа его доставки в полых металлических штангах, с идентификацией исчезнувшего Виная с Гюнтером Бонке… Кем оно было послано? Кем, если не той глухой девушкой? Неужели он посвятил ее в суть операции? Кенарь?! Ни за что не поверю.

– Она оставалась единственной, кто был рядом, – сухо возразил Натан. – Мы позаботились о том, чтобы изолировать его полностью, отстранить, отсечь, вынести за скобки… А он опять оказался лучшим.

– Он оказался самонадеянным фраером и провалил всю операцию! – раздраженно напомнил Шаули.

– Он опять оказался первым, – упрямо повторил Натан, – хотя и да: безоглядным и безрассудным.

Принесли ребрышки в облаке румяного пара – пиршество, достойное молчаливого наслаждения, – и Шаули набросился на еду.

– Ешь! – он кивнул на блюдо. – Ты же хотел есть!

Натан смотрел, как Шаули выгрызает мякоть из излучины кости. Ел тот по-настоящему, без этих ресторанных глупостей: просто взявшись рукой за косточку, так что по пальцам потекли прозрачные капли горячего жира… Проголодался парень. Знамо, чем кормят в этих самолетах…

– Я забыл поблагодарить тебя за то, что откликнулся и приехал, – вновь заговорил Натан. – Понимаю, чего тебе это стоило. Бьюсь тут один против всех. Кенарь – уже не наша проблема, говорит Нахум. «Посмотри в “Википедию”: его биография не включает такого факта, как израильское гражданство». И бесполезно напоминать обстоятельства, при которых они его отлучили, да и кому напоминать: столько лет прошло после ухода Гедальи, в комитете уже все по-другому, вокруг меня совершенно другие люди. Не стану спорить: жесткие, устремленные, башковитые. Но… они другие, понимаешь, – не в том банальном смысле, что смена поколений, а во всем другие: иная эпоха, новая тачскрин-цивилизация.

– Это ты к тому, – наклонясь над тарелкой, чтобы не забрызгать жиром рубашку, промычал Шаули, – что романтические времена «Энтеббе» миновали безвозвратно?