Русская критика

Узников помните!

Виктор Николаев. Из рода в род. Документальная повесть. М., 2003.

О тюрьме и каторге в русской литературе писали много и по-разному. Достоевский, Толстой, Солженицын, Бородин — все они ходили с диогеновым фонарем: искали человека в каторжнике, убивце, политзеке. И только в последние пятнадцать лет нахлынула мутным валом литература о преступлениях и грабежах, киллерах и заказчиках убийств. Вот такой-то литературы в тюрьмах не читают даже уголовники — зато читают свободные добропорядочные граждане. Напротив, в одной из тюрем «авторитетные заключенные», внимательно прочитав новую повесть Виктора Николаева, приняли решение купить на общие деньги 200 экземпляров книги. А писателю вскоре позвонил тюремный священник — восемь заключенных, прочитав повествование Николаева, впервые перешагнули церковный порог…

Да, Виктор Николаев нашел к читателю свой путь, уникальность которого определена его личным страдательным опытом. Мне же всегда, уже после первой книги Виктора «Живый в помощи» казалось, что пишет он от избыточного в нем чувства долга. Долга перед теми, кто погиб в Афганской и Чеченской войнах, кто так и не узнал, что совершал подвиги, которые были «общественным мнением» подверстаны под «ужасы тоталитаризма» и «жертвы для политиков». От первой книги к новой — «Из рода в род» — пролегла узкая дорожка, и по ней воины и герои потянулись изувеченными в обычную жизнь. Вернулись… и многие не смогли устоять в той реальности, которая называется мирной. Война и мир слишком страшно, намертво пронзили друг друга. В миру, как выяснилось, тоже шла война. Война с человеком. И вот этой-то войны не сумели вынести многие герои книги Виктора Николаева, совершая преступления от отчаяния и бессилия, защищаясь от новой наглой породы нелюдей, расплодившихся в последнее десятилетие.

Словно чудовищной глубины ров разделил всю нашу жизнь: на одной стороне униженные, обиженные, оклеветанные и обделенные, на другой — жадные, наглые, уверенные приобретатели капиталов, воры на министерских постах и в больших чинах. Но и те, и другие переступили черту. И те, и другие оказались в тюрьме. Но стали они героями одной книги не потому, что оказались в одном пространстве за колючей проволокой, но только потому, что прошли путь осознания греха своего, когда тюремное заключение стало для них временем духовного покаяния. Так должно быть со всеми. Но на самом-то деле такой путь под силу только человеку, пришедшему в Церковь. «У каждого на земле есть свой “пятачок” для души, — читаем письмо заключенного, приведенное в книге. — Для меня им стал тюремный храм. Тело в тюрьме, душа — в церкви. Простите, я каждое предложение пишу с перерывом. Стесняюсь сказать, что плачу».

В самом крайнем стеснении, в самой большой несвободе и скорби (в тюрьме) героям Виктора Николаева была открыта тайна подлинной свободы — во Христе. Писатель и сам обладает той особенной духовной свободой, которая позволила единственно верно увидеть «тюремную тему» — без ложной сострадательности, без пакостной тюремной «романтики», без хищной эксплуатации «разнообразия» зла преступного мира. Увы, именно всем перечисленным и занято по преимуществу «современное искусство», серийно производящее сутенеров, бандитов, воров и насильников. Роман, например, Баяна Ширянова «Монастырь» (в здании монастыря находится исправительная колония, а обитель выбрана «застенком» еще и для мистического антуража) — ни что иное, как инструкция по подготовке к «правильному», по «понятиям», поведению в тюрьме среди уголовников (матершинника Ширянова «День литературы» услужливо записал в патриотически-протестные писатели,). Книга Виктора Николаева не только к такому «искусству», но и к искусству как искусному и искусственному имеет весьма далекое отношение. Безусловно, ее создание требовало от автора литературного мастерства, но итог его письма размещается за пределами литературы. И не только потому, что основа книги документальна, а герои — реальные люди вплоть до начальника колонии Николая Дмитриевича Кравченко. Мне кажется, что книга-свидетельство «Из рода в род» особенно важна для осмысления именно сейчас, когда сколь настырно, столь и безответственно ведутся разговоры о «новой православной прозе». Ох уж эта новизна, столь многих превратившая в азартных долдонов! Книга «Из рода в род» не нуждается ни в каком «оживляже». Она вообще не рассчитана на любителей доморощенной новизны — для них она слишком настоящая.