Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие

И.Г. Ямпольский сделал точный вывод: «Другой мотив поэзии Толстого также связан с одним из положений романтической философии – о любви как божественном мировом начале, которое недоступно разуму, но может быть прочувствовано человеком в его земной любви». От «земной» любви к «божественной» любви – именно это образует сквозной мотив любовной лирики Толстого, а в «шиллеровском» лирическом цикле он становится главным связующим звеном между текстами. С 1851 г., когда состоялось знакомство Толстого с Софьей Миллер (впоследствии она, преодолев все трудности развода с прежним мужем, станет женой поэта), начинает формироваться этот «неавторский» цикл, в прологе которого прочно займёт своё место самое пронзительное стихотворение «Средь шумного бала, случайно…»:

Средь шумного бала, случайно,В тревоге мирской суеты,Тебя я увидел, но тайнаТвои покрывала черты.Лишь очи печально глядели,А голос так дивно звучал,Как звон отдалённой свирели,

Как моря играющий вал.Мне стан твой понравился тонкийИ весь твой задумчивый вид,А смех твой, и грустный и звонкий,С тех пор в моём сердце звучит.В часы одинокие ночиЛюблю я, усталый, прилечь —Я вижу печальные очи,Я слышу весёлую речь;

И грустно я так засыпаю,И в грёзах неведомых сплю…Люблю ли тебя – я не знаю,Но кажется мне, что люблю!

И такие «грёзы неведомые», соединяющие земное и божественное, во всех стихотворениях, образовавших «миллеровский» цикл: «Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!» (1851); «Ты не спрашивай, не распытывай…» (1851); «Мне в душу, полную ничтожной суеты…» (1852); «Смеркалось, жаркий день бледнел неумолимо…» (1856). И здесь же – изображение любви как «живительной силы», что найдёт своё философско-поэтическое обобщение в драматической поэме «Дон Жуан»:

Дон Жуан

(в сильном волнении)

О, если я не брежу! Если вправдуЛюблю её любовью настоящей!Как будто от её последних словОтдёрнулася предо мной завеса,И все иначе вижу я теперь…Когда она так ясно повторила,Что хочет умереть, во мне как будтоОборвалося что-то: словно яУдар кинжалом в сердце получил —

Еще доселе длится это чувство…Что ж это, если не любовь? КакимМоя душа исполнилась волненьем?Сомнения исчезли без следа…Я снова верю, как в былые дни…О, я с ума сойду от счастья! Я…О Боже, Боже! Я люблю её!Люблю тебя! Я твой, о дойна Анна!Ко мне! Я твой! Ко мне! Люблю, люблю!

«Дон Жуан» – это ещё и плодотворный опыт соединения стиха с драматическим искусством, что станет устойчивой закономерностью толстовского творчества. В скором времени он создаёт три стихотворные исторические трагедии: «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Фёдор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870), детально разработав «проекты постановки» первой и второй части трилогии (в этих проектах «театральные» стихи искусно превращены в историческую прозу). Чуть раньше об эпохе Ивана Грозного Толстой рассказал в историческом романе «Князь Серебряный», где образ Серебряного стал воплощением романтического идеала: «Лица, подобные Василию Блаженному, князю Репнину, Морозову или Серебряному, являлись нередко как светлые звёзды на безотрадном небе нашей русской ночи, но, как и самые звёзды, они были бессильны разогнать её мрак, ибо светились отдельно и не были сплочены, ни поддерживаемы общественным мнением». В «Князе Серебряном», как и во всей прозе Толстого («Упырь», «Семья вурдалака») довольно много фольклоризмов. Но ещё больше фольклорной образности в поэзии Толстого. Помимо различного рода фольклорных вкраплений, в поэтику Толстого вошли целые фольклорные жанры (былины «Змей Тугарин», «Илья Муромец», «Алёша Попович», «Садко»),