Русская литературная усадьба

В своих воспоминаниях Григорович пишет: «Сюжет фарса не отличался сложностью: выставлялся добряк-помещик, не бывавший с детства в деревне и получивший ее в наследство; на радостях он зовет к себе не только друзей, но и всякого встречного; для большего соблазна он каждому описывает в ярких красках неслыханную прелесть сельской жизни и обстановку своего дома. Прибыв к себе в деревню с женою и детьми, помещик с ужасом видит, что ничего нет из того, что он так красноречиво описывал: все запущено, в крайнем беспорядке, всюду почти одни развалины. Он впадает в ужас при одной мысли, что назвал к себе столько народу. Гости между тем начинают съезжаться. Брань, неудовольствие, ссоры, столкновения с лицами, враждующими между собою. Жена, потеряв терпение, в первую же ночь уезжает с детьми. С каждым часом появляются новые лица. Несчастный помещик окончательно теряет голову, и, когда вбежавшая кухарка объявляет ему, что за околицей показались еще три тарантаса, он в изнеможении падает на авансцене и говорит ей ослабевшим голосом: «Аксинья, поди скажи им, что мы все умерли!..»»[125]

Слух о предстоящем спектакле быстро распространился. Посыпались просьбы о приглашении почти со всего уезда. Народу съехалось тьма. Представление имело огромный успех.

Проводив друзей, Тургенев уселся за письменный стол. В течение следующих семи недель им был написан роман «Рудин». В письме Боткину 21 июня он радуется своему «невольному затворничеству» и признается, что «добросовестнее никогда не работал». «Рудин» потребовал интенсивного труда, о чем Тургенев писал 15 августа С. Т. Аксакову: «Коли Пушкины и Гоголи трудились и переделывали десять раз свои вещи, так уже нам, маленьким людям, сам Бог велел». Именно роман задержал Тургенева в Спасском-Лутовинове до глубокой осени. Только поставив последнюю точку, он с готовой рукописью уехал в Москву.

Главным событием следующего лета был первый приезд в Спасское-Лутовиново Л. Н. Толстого. Здесь Толстому впервые пришла мысль написать «историю лошади». Об этом впоследствии Тургенев рассказывал литератору Кривенко: «Однажды мы виделись с ним летом в деревне и гуляли вечером по выгону, недалеко от усадьбы. Смотрим, стоит на выгоне старая лошадь самого жалкого и измученного вида: ноги погнулись, кости выступили от худобы, старость и работа совсем как-то пригнули ее; она даже травы не щипала, а только стояла и отмахивалась хвостом от мух, которые ей досаждали. Подошли мы к ней, к этому несчастному мерину, и вот Толстой стал его гладить и, между прочим, приговаривать, что тот, по его мнению, должен был чувствовать и думать. Я положительно заслушался. Он не только вошел сам, но и меня ввел в положение этого несчастного существа. Я не выдержал и сказал: «Послушайте, Лев Николаевич, право, вы когда-нибудь были лошадью»»[126]

.

В конце 1850-х годов Россия вновь стала «открытой страной». Получение заграничного паспорта перестало быть проблемой, как ранее при Николае I. Тургенев одним из первых воспользовался правом на «свободный выезд». С этого времени он постоянно живет за границей; на родине бывает кратковременно и еще реже в Спасском-Лутовинове. После урегулирования отношений с крестьянами имение приносило все меньше дохода. Сначала Тургенев подумывал сдать его в аренду, потом даже продать. Но от этого он сразу же отказался. Он писал: «Продажа Спасского была бы для меня равносильною с окончательным решением никогда не возвращаться в Россию»[127]

. Ничего подобного у писателя не было даже в мыслях.

Перед началом «пушкинских торжеств» в связи с открытием памятника великому поэту в Москве Тургенев на короткое время приезжал в родные края. Он писал дочери своей многолетней подруги Марианне Виардо: «Я нашел Спасское точно таким, каким я его оставил. Сад — вернее парк — прелестен и в большом порядке… По стенам развешаны разные семейные портреты… Здесь же и портрет моего отца (19-ти лет) в форме унтер-офицера Кавалергардского полка. Красивый молодой человек, белый, розовый, немножко слишком полный; небольшой тонкий нос, какие-то детские голубые глаза, красиво изогнутые брови, пробивающиеся усики, пепельно-белокурые волосы, ниспадающие на лоб по моде того времени (1813 г.)… А сын этого молодого человека — уже старик с седыми волосами!»

Лето 1881 года Тургенев провел целиком в Спасском-Лутовинове. Свидетелем его последних дней на родине был поэт Я. П. Полонский, живший с семьей по приглашению хозяина в усадьбе. Он оставил подробные воспоминания и сделал ряд этюдов. Вот отрывок из мемуарного очерка Полонского: