Русская ось колеса Сансары

– Неужели держали в руках металлический уран? – простодушно поинтересовался Вася.

– Держал колбу с первыми крупицами. Учет шел по миллиграммам. Нам было интересно, что же это такое уран. Столько про него было тогда сказано. Загадочный элемент будущего. Само понятие радиоактивности пришло, словно из области научной фантастики. Сама работа была реальной научной фантастикой. Ведь то, что делали мы, не делал никто. Потому что мы здесь впереди планеты всей. Как, впрочем, и во многих других областях советского пространства времени. Сейчас намерено принижается ценность и значимость тех научно-технических свершений советского времени. А это не так.

– Ну, а что же двигало. Не простое же любопытство?

Лера вскинула глаза на Васю и ответила за отца, как точно предлагая свой вариант ответа:

– Папа был коммунистом.

– Скажу больше: был и остаюсь. Партийный билет как лежал в сейфе на работе, так и лежит. Но никому он теперь не нужен. Стал реликвией.

– Почему же? Есть партия, которая является правопреемником прежней коммунистической партии. Логично продолжать гнуть… эээ… коммунистическую линию.

– Вот именно – ту линию, которая вывела русский народ в число передовых наций, сейчас гнут и в колесо, и в спираль, – жестко сказал Николай Васильевич, как отрезал. – Нет такой партии.

– Ну ладно, нет. Неужели лишь вера в коммунистические идеалы двигала вперед?

– Именно так.

– Но откуда это взялось? Сама человеческая натура предполагает хороший труд, как основу жизни.

– Да вы что, Василий! Вы – идеалист. У нас пока не наговорятся, за работу не возьмутся. Рабочий день начинается с перекура. Движущая сила – побудительный эмоциональный заряд иного рода: очень долго работали от нужды, чтобы просто выжить. От крайней бедности. При этом барчуки, ничего не делая, купались в роскоши. Буржуазный строй формально уравнял всех в возможностях, ликвидировав привилегии знати. Но простой народ в целом оставался быдлом, тяговой силой – фактически бесправной, униженной, ущемленной, нещадно эксплуатируемой. Вместо аристократической знати появилась буржуазная – ничем не лучше. Коммунистическая партия впервые в истории человечества построила реальное социальное государство с равными возможностями для всех. В нем не надо уповать на небеса – справедливость была в фундаменте общества.

Василий отложил в сторону вилку и заговорил с плохо скрываемым негодованием:

– Поэтому большинство церквей было разрушено, священники расстреляны? Меня этот факт потрясает чудовищностью. Принять не могу. У меня такое понимание. Есть незыблемая нравственная основа, и более совершенной нравственной основы, чем Иисус Христос, нет. На религиозной основе двигаться дальше. Зачем все время создавать что-то новое. Ну, не идут дела, как требуется – это же не значит, что надо все разрушить и строить заново, придумывая новые нравственные законы, новый кодекс строителя светлого будущего. Понимаете какой подход: не нравится – сломаем, не получается – разрушим. Как это по-научному? Революционный радикализм! Мне всегда возмущает, что мы, русские, готовы сломать даже сук, на котором сидим. Ломаем и рушим без оглядки, как будто нет основы, которую из поколения в поколения нужно укреплять, насыщать новым, развивать, обогащать расширившимся пониманием.

– Времени нет сюсюкаться. Вперед и с песней. К примеру, я атеист, но не воинствующий. В потусторонние заморочки не вникаю, здесь своих реальных хватает, которые тоже реальными способом решать надлежит.

Лера улыбнулась: перепалки мужчин разных поколений забавляли. Причем, она-то знала, что потусторонний мир есть, и улыбнулась тому, что, будь отец у нее верующий и оцерковленный, она бы не смогла устанавливать свою глубоко родственную связь с ее никому неведомым князем Тьмы. Василий заметил улыбку, и дрожь пробежала по телу.

– А вот Лера может подтвердить, что духи – не пустые россказни, – сказал Василий и с опаской посмотрел на царевну-дочку.

– Это всего лишь новомодное увлечение. Развелось этих экстрасенсов, колдунов, знахарей, религиозных реформаторов. Чушь это! – резюмировал отец.

Вася продолжал смотреть на Леру, и она нехотя сказала:

– Я бы так не утверждала безоговорочно. Параллельный мир – это реальность. Миры в тесной взаимосвязи… Но пусть каждому по словам его. Истина редко рождается в споре, она приходит чуть позже, и часто – совершенно другой.

– У вас дочь прямо-таки прорицательница! – восхитился Вася.

– У нее всего лишь способности к психологии. Ей бы в институт соответствующий, на кафедру. До доктора наук доросла бы, а то и выше: научное открытие оставила потомкам.

– У меня своя кафедра: я если и психолог, то в прикладном варианте. На этой кафедре у меня отличный штат: Вася у меня ассистент, есть умудренный опытом доцент, Владимир Владимирович, есть говорун-бездельник Леша – такие обычно идут по общественной линии, профсоюз бы был, точно его возглавил бы. Есть шеф проекта, этакий хитропродвинутый сановник. И есть цель, которую мы достигаем… Скучать, папулечка, не проходится. Там я заодно и материал для диссертации набираю. Кстати, почему бы и не одолеть вторую вышку? Говоря на вашем языке, получить второе высшее образование. Современный российский менеджмент: теория и практика. Или на факультет теологии махнуть? Я интересовалась! Но нет такой концессии, теологической кафедры, ответившей полностью всем моим изыскам. Я свой путь сама пробиваю.

– Что значит – путь? – заинтересовался отец.

Лера стала цитировать Успенского П. Д.:

– Петр Демьянович говорил так: «Первый путь – путь факира. Это долгий, трудный и ненадежный путь. Факир работает над физическим телом, над преодолением физического страдания. Второй путь – это путь монаха. Этот путь короче, надежнее и яснее определен. Он требует некоторых условий, но больше всего он требует веры, ибо если нет веры, то человек не может быть истинным монахом. Третий путь – это путь йога, путь знания и сознательности… Четвертый путь – совершенно особенный путь, не являющийся комбинацией трех других… Во многих отношениях это путь оказывается более трудным, чем другие, потому что нет ничего труднее, чем изменить себя внутри без изменения внешнего». Здесь есть множество интересных моментов. И один из них – идея «скрытого знания», недоступного заурядным людям, которое пронизывает всю историю человеческой мысли. И сама-то мысль зародилась и начала развиваться благодаря этому знанию, чтобы объять и подчинить еще одну движущую силу Вселенной, то бишь сознательную биологическую жизнь. Знание это становится доступным после череды чрезвычайных испытаний, которые ломают обычное восприятие человека и обычной ход его мысли и, соответственно, адепт – равно держатель «скрытого знания» – становится способным влиять на окружающую действительность, управлять ею.

– Гм, красиво говоришь, дочь. Как относился твой Успенский к коммунистам?

– Разумеется, ненавидел, внутренне отторгал, называл государство, созданное большевиками, «диктатурой криминального элемента».

Николая Васильевич покачал головой и решительно резюмировал:

– Не наш человек. Враг. Ты, смотри-ка, его наизусть цитируешь!

– Коммунисты как раз хотели похоронить это знания, испепелить, залить кровью, выжечь кислотой, сгноить в лагерях… Но невозможно уничтожить то, на чем основан мир. Вот коренная ошибка. То знание, которое предоставили взамен, сами же и нарушали. Это вторая ошибка. Заврались!

– Скажи-ка, ты назвала эти четыре пути-дороги. А куда они все ведут?

– Ну, конечно же – в коммунизм, – сказала, улыбаясь Лера.

Волна смеха прошла по сидящим за столом, после чего Лера не преминула добавить:

– Только коммунизм не советский, и вообще, он не так называется, но смысл один: либо съедим друг друга, либо сумеем договориться, и на основе этого знания правильно координировать работу и жизнь друг друга.