Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Кроме того, во многих конкретных вопросах (проблема свободы совести, требование помилования народовольцев – убийц императора Александра II, положение евреев в России) они высказывали сходные мнения.

В то же время приходится констатировать, что между ними существовала глубокая внутренняя рознь, то, что В. Соловьев в письме, написанном в том же 1894 г., назвал «главным пунктом нашего религиозного разногласия»[451]

. Только после смерти В. С. Соловьева было напечатано оставшееся не переданным Л. Н. Толстому письмо, в котором философ изложил свои принципиальные расхождения с писателем, касающиеся учения о Воскресении Христа. Публикация этого письма В. С. Соловьева вызвала большое раздражение Л. Н. Толстого, который не понимал, как умные и образованные люди могут серьезно воспринимать идею Воскресения и Вознесения.

Можно предполагать, что на самом деле стойкая личная антипатия к Л. Н. Толстому, сглаживаемая только мягкостью характера, добродушием и благожелательностью, возникла у В. С. Соловьева значительно раньше и была вызвана неприятием «мистики рисовых котлеток», т. е. учения об абстрактно-безличном божестве и о добре как безличной категории, которое проповедовал писатель[452].

Хорошо известно, что в окончательном виде критика В. С. Соловьевым была им изложена в главном «антитолстовском» произведении – «Трех разговорах», где главный пункт расхождения между философом и писателем был сформулирован предельно ясно: «Действительная победа над злом в действительном воскресении», только этим открывается истинное Царство Божие, которое без этого есть царство смерти, греха и диавола[453]

.

С точки зрения осмысления философской рецепции религиозного творчества Л. Н. Толстого принципиальное значение, безусловно, имеет сборник «О религии Толстого» (М., 1912). Можно утверждать, что в изучении мировоззрения писателя, а также в проблеме восприятия его деятельности в России этот коллективный труд представляет собой важную веху. Хотя по разным причинам в число авторов сборника не вошли некоторые известные писатели, например В. В. Розанов, основные выводы его участников носили обобщающий характер и послужили философской базой для дальнейших исследований. Они не могут быть игнорируемы даже в современных исследованиях. Так как эти выводы в целом не противоречат соответствующим заключениям представителей русских богословских корпораций и основаны в значительной степени на общей методологической базе, то в обобщенном виде они будут представлены далее.

Однако предварительно нужно сделать одну важную оговорку. Для ведущих русских религиозных философов мировоззренчески ценны были и религиозные искания Л. Н. Толстого, и те христианские традиции, которые проповедует Церковь. В последнем случае, правда, речь, как правило, шла о необходимости «творческого переосмысления» церковного наследия, т. е. о церковном обновлении. В этом принципиальное отличие позиции авторов этой группы от русских академических богословов.

Как справедливо подчеркивает участница упомянутого во введении швейцарского проекта Р. Цвален, для философов было ценно как литературное творчество Л. Н. Толстого, так и высокое этическое притязание его «религии», они, за отдельными исключениями, хотели в той или иной степени оставаться верными церковной догме, точнее, христианской традиции – скорее именно как культурной традиции, нежели как церковному исповеданию. Рассматривая творчество писателя в качестве мощнейшего фактора общественной жизни России, они подчеркивали, что он скорее адекватно во всей остроте ставил вопрос о значении христианства для современной жизни, но не находил на него положительного ответа[454].

Именно поэтому многие авторы философского лагеря подчеркивают ту глубокую связь, которая существовала между ранним художественным творчеством писателя и православным учением. С их точки зрения, бессознательная верность писателя «отеческим заветам», «религии отцов» служила источником его гениального художественного творчества. Пожалуй, единственным автором, который подчеркивал эту связь и после духовного переворота писателя, был уже упомянутый проф. В. Экземплярский.

Учитывая последнее замечание, выводы русских религиозных философов могут быть систематизированы в следующих пунктах.

1. Между художественным и религиозным творчеством писателя лежит непроходимая пропасть, а на его сочинениях после так называемого кризиса – печать бесталанности.

Очевидно, это заключение противоречит выводу, сделанному выше. В чем причина такого противоречия, причина того, что анализ русских религиозных философов радикально разошелся с итогами более поздних исследований?