Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Иллюстрацией последнего вывода может служить письмо самого Л. Н. Толстого В. Черткову, написанное из Ясной Поляны в мае 1904 г. в ответ на послание последнего из Англии, которое было передано Толстому другом Черткова, англичанином Бриггсом, и в котором содержалась просьба Черткова ответить на некоторые вопросы, имеющие непосредственное отношение к проблеме завещания. Ч. Бриггс, 27-летний секретарь В. Г. Черткова, готовился в это время стать унитарианским священником. Его миссия носила сугубо секретный характер, о ее истинной цели ничего не должна была знать жена писателя. А. Фодор полагает (как представляется, совершенно справедливо), что этот приезд Бриггса знаменовал начало борьбы за наследство писателя, т. е. за его рукописи[846]. Другими словами, делу завещания В. Г. Чертков придавал такое большое значение, что послал из Англии своего секретного агента для переговоров с Л. Н. Толстым, не доверяя почте.

Письмо В. Г. Черткова было опубликовано только в 1961 г. и поэтому не вошло в юбилейное собрание сочинений писателя и не могло, естественно, служить аргументом в полемике по поводу завещания. Более того, В. Ф. Булгаков сообщает, что письмо это до публикации в 1961 г. тайно хранилось у сына В. Г. Черткова, Владимира, с надписью его рукой «секретно»[847]. Это письмо связано с опубликованным

письмом от 13 мая 1904 г., в котором, как уже отмечалось, Толстой, отвечая на вопросы, привезенные Бриггсом, вынужден письменно просить Черткова пересмотреть и разобрать оставшиеся после него бумаги вместе с С. А. Толстой. Кроме того, Толстой напоминает Черткову о своем разрешении пересмотреть дневники и исключить из них все лишнее (см.: ПСС. Т. 89. С. 327–329).

Вот что писал Толстой в неопубликованном письме: «Не скрою от вас, любезный друг Владимир Григорьевич, что ваше письмо с Бриггсом было мне неприятно … Неприятно мне не то, что дело идет о моей смерти, о ничтожных моих бумагах, которым приписывается ложная важность, а неприятно то, что тут есть какое-то обязательство, насилие, недоверие, недоброта к людям. И мне, я не знаю как, чувствуется втягивание меня в неприязненность, в делание чего-то, что может вызвать зло. Я написал свои ответы на ваши вопросы и посылаю. Но если вы напишете мне, что вы их разорвали, сожгли, то мне будет очень приятно. Одно, что в вашем обращении ко мне не было неприятно мне, это

ваше желание иметь от меня непосредственное обращение к вам с просьбою после смерти рассмотреть, разобрать мои бумаги и распорядиться ими. Это я сейчас и сделаю»[848]

.

Приведенный отрывок доказывает текстуально, что задолго до появления первой официальной версии завещания В. Г. Чертков, находясь в Англии, оказывал давление на писателя и уже в 1904 г. имел совершенно конкретный план составления документа в свою пользу и совершенно конкретную юридическую схему реализации этого плана (о чем свидетельствуют те пять вопросов, которые упоминаются в письме Л. Н. Толстого). В. Ф. Булгаков утверждает, что уже в это время В. Чертков «как бы напрашивается на роль единоличного распорядителя литературного наследия писателя»[849]. Действительно, в одном из пунктов Чертков прямо спрашивает, кому писатель желает предоставить окончательное решение вопросов, связанных с редакцией и изданием посмертных произведений. Так как этим делом уже давно занимался сам В. Чертков, ответ мог быть только один. Но этого ответа он не получил: в своем письме Л. Н. Толстой говорит не только о нем, но и о своей жене. Таким образом, главным препятствием В. Г. Черткова в борьбе за наследие писателя оставалась супруга последнего.

В письме В. Черткова поражает какая-то самодовольно-фельдфебельская бестактность, грубая уверенность в своем праве обсуждать с Л. Н. Толстым вопросы, связанные с его смертью, наследством, уверенность в том, что он обязательно переживет своего друга. Чего только стоят, например, вопросы 3 и 5: «Желаете ли вы, чтобы и после вашей смерти, если я вас переживу, оставалось в своей силе данное вами мне письменное полномочие как единственному вашему заграничному представителю? … Желаете ли вы, чтобы мне была предоставлена возможность пересмотреть в оригинале все решительно без изъятия ваши рукописи, которые после вашей смерти окажутся у Софьи Андреевны или у ваших семейных?» (ПСС. Т. 88. С. 328–329).