Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Как уже указывалось, к этому моменту взаимоотношения Л. Н. Толстого и В. Г. Черткова вступают в новую стадию: 30 января 1909 г. Чертков получает от Толстого официальное разрешение печатать его частные письма разным лицам. Нужно заметить, что в письмах последних лет Толстой неоднократно подчеркивал свое единство с Чертковым в метафизических вопросах, что, на наш взгляд, является верным признаком расхождения и несогласия в вопросах практических, т. е. связанных с проблемой завещания, примером чего может служить очень важное письмо, в котором Чертков излагает свой взгляд на Бога и на религию: «Думаю, что было бы ошибкой начать с утверждения Бога, как чего-то само по себе существующего и требующего непосредственного признания – не начиная со своего “я” и не подходя к общему Богу по той нити, которая начинается во мне самом, сознанием моей внутренней непосредственной не то что связи, а даже прямо участия в Боге»

[831].

На примере этого письма обращает на себя внимание попытка и реальная способность В. Г. Черткова подделаться под стиль Л. Н. Толстого, попасть в струю его мыслей и переживаний.

Неужели Л. Н. Толстой не видел этого и не чувствовал? Не случайно в своих воспоминаниях гр. А. А. Толстая указывает, что, когда ее племянник ознакомил ее с письмами В. Черткова и его молодой жены, «бабушка» испытала тяжелое чувство: «В этих просьбах о наставлении и сетованиях было столько деланого, неестественного, что мне поистине стало тошно»[832]. Судя по всему, сам писатель действительно этой деланности не ощущал. В его письмах и дневниковых записях последних трех лет жизни, т. е. периода после возвращения В. Г. Черткова, присутствует причудливая смесь восторженного отношения к нему с глухим и глубоко скрываемым недовольством им в вопросе завещания. В ответ на процитированное письмо писатель отвечает восторженно: «За что мне такая радость?! Как это сделалось, что люди, так же, как я, еще больше, чем я, любят то же самое, чем я живу, и служат тому же самому, чему служить я уже начинаю чувствовать свое бессилие» (ПСС. Т. 89. С. 57). Несколько позже, делясь с В. Г. Чертковым своими радостями, Л. Н. Толстой указывает: «В числе этих радостей, вы это знаете, большая и давнишняя моя, не скажу радость моей дружбы, но моего духовного единства с вами. А вы хотите со мной спорить, но для спора нужно двоих, а я не могу с вами спорить, потому что знаю, что мы согласны» (ПСС. Т. 89. С. 84). И в следующем году: «Если бы Черткова не было, его надо было бы выдумать. Для меня, для моего счастья» (ПСС. Т. 89. С. 100. Примеч. 1).

История завещания Л. Н. Толстого, как нам представляется, имеет непосредственное отношение к теме «Л. Н. Толстой и Церковь», но смысл этой связи становится ясен только с учетом событий последних десяти дней жизни писателя. Эта история по-своему очень сложна и многопланова, поэтому хотя бы кратко нужно остановиться на содержании этого вопроса[833].

Его начало можно отнести к 21 мая 1883 г., когда жене писателя, С. А. Толстой, выдается нотариально заверенная доверенность в форме письма на руководство всеми издательскими делами Л. Н. Толстого, в том числе на получение всех имеющихся в результате издательской деятельности доходов за сочинения, написанные до 1881 г. 19 сентября 1891 г. в газетах «Русские ведомости» и «Новое время» публикуется письмо Л. Н. Толстого в редакции этих газет, в котором он доводит до всеобщего сведения: «Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно и ставить на сценах, все те из моих сочинений, которые были написаны мною с 1881 года … равно и все мои не изданные в России и могущие вновь появиться после нынешнего дня сочинения» (ПСС. Т. 66. С. 47)[834]

.

Однако в случае смерти писателя эти прижизненные заявления не имели бы юридической силы, именно поэтому требовался формальный юридический документ, в котором в виде завещания был бы оформлен отказ на права собственности на сочинения.

В 1895 г. в своем дневнике Толстой сделал запись, что хотел бы, чтобы после его смерти подготовкой его произведений к печати занимались В. Г. Чертков, Н. Н. Страхов и С. А. Толстая (запись от 27 марта) (см.: ПСС. Т. 53. С. 14–16). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что уже в этой записи Л. Н. Толстой просит похоронить его без священника и отпевания. В 1901 г. эта запись приобрела форму окончательного документа: она была переписана М. Л. Толстой (с исключением имени умершего Страхова) и дана на подпись Толстому. Узнав об этом, С. А. Толстая решительно этому плану воспротивилась, и бумага, подписанная Толстым, была передана ей. 13 мая 1904 г. Толстой возвращается к этому вопросу и письменно просит Черткова разобрать оставшиеся после него бумаги. Как уже отмечалось выше, это разрешение распространялось и на дневники писателя, что имело принципиальное значение для С. А. Толстой.