Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Подчеркнем еще раз: эти отрывки отражают напряженный поиск, который, очевидно, к концу жизни Л. Н. Толстого заметно обострился и в значительной степени зашел в тупик и который окружавшие писателя люди пытались выдать за стройную систему. Постоянно и в жесткой форме дистанцируясь от православного вероучения, квалифицируя его как суеверие, обман и даже кощунство, Л. Н. Толстой реально был от него зависим, практически ежедневно размышлял над содержанием основных истин христианской догматики, которые, очевидно, просто не давали ему покоя, о чем свидетельствуют многократные возвращения к уже сказанному ранее не только в трактатах, но и в дневнике. Мучительно-тревожная растерянность перед идеей вечной жизни, Бога как Личности, поиск смысла молитвы, стремление к любовному отношению к окружающим и в то же время настойчивое желание любыми способами каждому явлению духовной жизни дать рациональное объяснение, сделать его простым и понятным, удержаться на рационально-моралистической плоскости при всей очевидной невозможности для самого писателя сделать это – вот причина угнетенного состояния духа Л. Н. Толстого в последний год жизни.

Конечно, в этом вопросе никак нельзя игнорировать фон семейной жизни, ту известную семейную драму, которая в значительной (а может быть, и в решающей) степени влияла на состояние духа Л. Н. Толстого. Не случайно религиозные поиски писателя сопровождаются жгучим переживанием моральной противоречивости своей собственной жизни. 8 июня 1909 г. писатель отмечает в дневнике, что вся его жизнь противоречит его же собственным мыслям, изложенным в «Круге чтения»: «…безумная безнравственность роскоши властвующих и богатых и нищета и задавленность бедных» (ПСС. Т. 57. С. 80). Здесь также присутствует отчетливое понимание своего одиночества: «Я чувствую, что ко мне отношение людей – большинства – уже не как к человеку, а как к знаменитости, главное, как к представителю партии, направления: или полная преданность и доверие или, напротив, отрицание, ненависть» (ПСС. Т. 57. С. 126).

Представляется, что именно в семейной жизни, в отношении к супруге, гр. С. А. Толстой, в глубоком разочаровании в детях (особенно в сыновьях), неспособных, по мнению писателя, к глубоким духовным переживаниям, и проявился смысл духовной трагедии и катастрофы Л. Н. Толстого.

Эта незаконченность, неуверенность, зыбкость, которая являлась характерной особенностью интеллектуально-психологической конституции писателя, его страстной натуры, склонной к крайностям, совершенно произвольно квалифицировалась им как убедительный показатель истинности своего мировоззрения. И в то же время писатель фактически был вынужден признать, что все его попытки создать какую-либо новую «религию» окончились провалом.

Таким образом, именно в религиозных поисках, как нам представляется, и проявилась та особенность натуры писателя, которая так тонко была подмечена Ф. М. Достоевским: «Автор “Анны Карениной”, несмотря на свой огромный художественный талант, есть один из тех русских умов, которые видят ясно лишь то, что стоит прямо перед их глазами, а потому и прут в эту точку. Повернуть же шею направо иль налево, чтобы разглядеть и то, что стоит в стороне, они, очевидно, не имеют способности: им нужно для того повернуться всем телом, всем корпусом. Вот тогда они, пожалуй, заговорят совершенно противоположное, так как во всяком случае они всегда строго искренни. Этот переворот может и совсем не совершиться, но может совершиться и через месяц…» (ДПСС. Т. 25. С. 175).

Теперь следует возвратиться к теме, которая только отчасти была затронута выше. Мы имеем здесь в виду вывод Г. Штайнера о неразрывной связи раннего (художественного) и позднего (религиозного) творчества Л. Н. Толстого.

Этот вывод требует дополнительного, более серьезного рассмотрения вот в связи с чем.

Хотя прямо вопрос целостности художественного и религиозного творчества Л. Н. Толстого кажется не имеющим прямого отношения к его конфликту с Церковью, при более детальном рассмотрении все оказывается несколько сложнее. Дело в том, что очень часто современники Л. Н. Толстого высказывали мысль о том, что его религиозное творчество есть предательство писательского дара, отречение от таланта, и между Толстым «Войны и мира» и «Анны Карениной» и Толстым-моралистом лежит непроходимая пропасть: Л. Н. Толстой – гениальный художник, но плохой моралист. Как будет видно ниже, именно к такому выводу приходят русские религиозные философы.

Однако этот вопрос может быть сформулирован совершенно по-иному, следующим образом: действительно ли Л. Н. Толстой открыл для себя в Евангелии истинное христианство и это открытие привело к отречению от его художественного творчества или, наоборот, его религиозные идеи являются реализацией творческих и мировоззренческих импульсов, живших в писателе всегда и нашедших яркое отражение именно в художественном творчестве? В такой постановке вопрос приобретает принципиальное значение.