Русская рулетка. Немецкие деньги для русской революции

Гельфанд может считать свою первую беседу в Константинополе пропуском в большую политику. Он, новообогатившийся деловой человек, внезапно ощущает, что в качестве центральной посреднической фигуры в рамках крупномасштабной тайной игры между двумя великими державами Европы действительно может получить власть. — Доктор Александр Гельфанд едет в Берлин в состоянии эйфории.

Беседа в столице Рейха происходит в конце февраля. При этом выясняется, что сначала опять-таки необходимо решить неотложную личную проблему, касающуюся статуса иностранца у представителя враждебного государства, с которым кайзеровская империя находится в состоянии войны. Быстро и безо всякого шума. И секретные акты Политического архива Министерства иностранных дел подтверждают намерение срочно отменить первоначально запланированную немедленную высылку российского эмигранта д-ра Израиля-Александра Лазаревича Гельфанда-Парвуса в случае его въезда в Германию. Тут приходится собственноручно подключиться Рейхсканцелярии в лице господина унтер-статс-секретаря. В ответ министр внутренних дел уже 12 марта сообщает об исполнении:

Министр внутренних дел

IV. с. 1615. II. Ang.

Секретно!

Покорнейше извещаю Ваше Высокоблагородие в ответ на любезное письмо от 6 с. м. — Rk. 742, что 7 с. м. я, в духе вышеуказанного письма, направил распоряжение здешнему полицей-президенту об отмене высылки д-ра Гельфанда-Парвуса вследствие соответствующего понимания со стороны упомянутого лица и вследствие выдачи ему полицейского паспорта.

Далее Верховное командование, в ответ на его ходатайство, указало здешней комендатуре об освобождении Парвуса от всех ограничений, касающихся представителей вражеских государств.

По поручению: Древе

Господину унтер-статс-секретарю в Рейхсканцелярии

Теперь для германской стороны персональная проблема в чрезвычайно рискованной политической затее, кажется, решена — во всяком случае, в том, что касается центральной фигуры.

ПЕРВЫЙ МИЛЛИОН

Кайзеровский посол в Копенгагене фон Брокдорф-Ранцау объясняет своему канцлеру в Берлине Бетман-Гольвегу в уже упомянутом письме от 6 декабря 1915 г. также следующее: «Ясно, что д-р Гельфанд не является ни святым, ни удобным гостем».

Брокдорф должен терпеть этого д-ра Гельфанда, его назойливую манеру преподносить себя повсюду как влиятельнейшего делового человека и политика, который благодаря своему многолетнему опыту и чрезвычайно далеко идущим связям с деловым миром, с промышленностью и с социал-демократией является идеальным партнером для создания хорошо замаскированной организации, которая может использовать все необходимые каналы вплоть до радикальных группировок в Петрограде, чтобы успешно инсценировать антицаристскую революционизацию в России.

Трудно представить, что прусскому дипломату с безупречной внешностью и верноподданному кайзера, племяннику очень влиятельной при дворе обер-гофмейстерины императрицы графини Брокдорф, может нравиться этот политический делец. Но ему направили д-ра Гельфанда из Берлина по высочайшей рекомендации. И в столице Рейха ожидают позитивного ответа. Поскольку этот человек выступает как видный теоретик-социалист, кроме того, кажется, насквозь проникнут последовательными представлениями и концепциями о революционизации периферийных российских территорий и свержении царизма, Брокдорф пишет в своем секретном сообщении: «Однако он верит в свою миссию и прошел испытание своих способностей во время революции после Русско-японской войны. Поэтому я считаю, что нам следовало бы его использовать».

Этим все сказано. Теперь Брокдорфу и приходится его использовать.

Посол, естественно, знает о противоречивости ощущений и намерений Его Величества и проводит мысленную рокировку, которая выглядит скорее как логический кувырок: Гельфанда следовало бы использовать, пока не поздно.

Брокдорф рекомендует:

«Нам бы следовало […] настроиться на такую политику с Россией, которую наши внуки когда-нибудь назовут традиционной, если немецкая нация под руководством дома Гогенцоллернов окажется в долгосрочной дружбе с русским народом.