Русская трагедия

Россия была вовлечена в процесс демократизации тогда, когда на Западе закончился период расцвета (гипертрофии) демократии и началась постдемократическая эпоха, причем эпоха эволюции к сверхобществу, одним из компонентов которой является переход к постдемократии. В России реформаторы и обыватели представляли демократию (и западнизм в целом) в том виде, в каком она была раздута и идеализирована в годы холодной войны. А реальный Запад уже ушел вперед по пути постдемократии. И неудивительно, что Запад одобрил расстрел Верховного Совета РФ («Белого дома») по приказу Ельцина, одобрил ельцинскую «диктатуру во имя демократии». Неудивительно, что Запад очень вяло реагирует на действия путинского «Кремля», оцениваемые российскими демократами как покушение на демократию. Неудивительно, что агрессия США и НАТО против Сербии, Ирака и Афганистана расценивается как защита демократии. Неудивительно, что акты беззакония и вопиющего нарушения прав человека в отношении Милошевича и в отношении талибов не вызывают никакого протеста на Западе.

Россия не является исключением из законов реального эволюционного процесса. Постсоветская социальная организация (постсоветизм) является гибридом коммунизма, который был сверхобществом, и западнизма, который тоже эволюционирует к сверхобществу. Наличие в постсоветизме тенденции к недемократическому советизму (коммунизму) вполне уживается с западнистской тенденцией к сверхдемократии в той ее части, которая является отрицанием демократии. Демократия не есть нечто всеобъемлющее. Ее принципы имеют ограниченную сферу действия. Они неуместны, например, во внутриармейской дисциплине, в деятельности административно-бюрократического аппарата, в организации коммерческих предприятий и т.д. Явления, в отношении которых имеют силу принципы демократии, оказались поглощенными такими явлениями, в отношении которых эти принципы просто лишены смысла, неуместны. Например, запрещение забастовки пилотов, наносящей ущерб многим тысячам пассажиров, или демонстрации, дезорганизующей транспорт многомиллионного города, не есть нарушение демократических прав какой-то категории людей, поскольку это делается в защиту прав других категорий людей, причем превосходящих первых по многим параметрам. Антитеррористические операции не подлежат оценке в нормах военных операций, хотя они включают в себя военные операции. Например, к действиям российских вооруженных сил в Чечне и американских в Афганистане неприменимы принципы демократии.

Аналогично выходят за рамки уместности принципов демократии некоторые действия российских властей в отношении СМИ и частных фирм. Другое дело – злоупотребления за счет такого рода ситуаций. Они бывают не только со стороны нарушителей принципов демократии, но и их защитников.

Демократия не есть нечто вечное, универсальное и всеобъемлющее в человеческой истории. Это временное, относительное и ограниченное явление. И рассчитывать на то, что российские реформаторы и демократы установят в России некую подлинную демократию, не стоит. Они не смогут это сделать, если даже страстно захотят этого, в силу объективных социальных законов и условий в мире.

Вертикаль власти

Указом президента образовали административно-территориальные округа, объединяющие по нескольку областей и других подразделений такого уровня. Объявили это вертикалью власти.

– Это пародия на то, что было у нас раньше и есть во всех западных странах, – сказал Защитник. – Ввели чиновничью инстанцию между президентом и губернаторами. Но это не означает, что подконтрольные ей регионы образуют нечто единое и подвластное ей. Вертикаль власти не есть просто иерархия чиновников, как в армии и в администрации. В советское время у нас было особое подразделение власти, благодаря которому вся система власти и управления превращалась в единую и вертикально упорядоченную систему, – это был партийный аппарат. Сейчас этого нет. Окружная администрация сейчас не есть реальная власть над округом как над относительно автономной частью страны. Внутри округа нет единства. Губернаторы не являются частью аппарата президента. И западного варианта нет – нет штатов наподобие американских, земель наподобие немецких и т.д. Кое-что похоже на советскую власть, кое-что на западную. А в целом – именно подобие, имитация.

– Эта структура нежизнеспособна?

– В каком смысле? Жить может долго. Живут же калеки, уроды, больные. Но уроды остаются уродами, сколько бы ни жили. Эта структура напоминает также дореволюционную, царскую. И даже больше, чем западную. Но это анахронизм.

– Неужели невозможно построить эффективную вертикаль власти без партийного аппарата?

– Возможно. Главное, чтобы был такой аппарат вне государственного. На Западе такие функции выполняет денежный механизм.

– И у нас это возможно?

– Пытаются и у нас. Но что получается?

– Гибрид. Имитация. Уродство.

– Верно! Вы теперь сами можете постигать суть дела. Чувствуется школа Критика.

Историческое отступление