Русская Вандея

Если провинциальные зеленые, казаки и крестьяне, осодясь в шайки, занимались грабежами для добывания куска хлеба, то не менее зла причиняли и ростовские, екатеринодарские и другие зеленые, представители сытых и обеспеченных классов. Легально дезертируя с помощью «золотого ключа», они, хотя действовали вразброд, но так спекулировали и вздували цены, что их разбойничанье мало чем отличалось от бесчинств их захолустных собратьев.

«Донская Волна» не раз с ревом и пеной обрушивалась на ростовских зеленых, которые, впрочем, боялись фельетоны Севского не больше, чем атаманских приказов. Однажды молодой поэт-донец Фил. Пенков[170] поместил в «Донской Волне» забавную юмореску по поводу газетных известий о том, что отряды зеленых носят название тех мест, где они скрываются[171]:

Да-с, был денек! НеоднократноУже с утра ходили в бой:На правом фланге – «Подкроватный»,На левом – «Конно-Погребной».Вначале бой был неудачный,Противник даже фронт прорвал,

Два пулемета сдал «Чердачный»И «Лейб-Сарайный» отступал.Но тут из общего резерваЗашел противнику во фланг«Подъюбочный стрелковый первый»,С ним пулемет и малый танк.И враг бежал. Конец сраженья…Как много жертв, потерь, утрат…Не бойтесь: скоро пополненьеПошлет к вам наш зеленый град.

Кого-кого, – в ростовском миреНе мало доблестных орлов!За юбкой тетушек, в «Ампире»И в темных нишах погребов[172].

Вторая главнейшая язва белого стана вообще, а белого тыла в особенности, язва, с которой власть также не умела справиться, это повальное, безудержное пьянство.

Вся тыловая работа совершалась в пьяном угаре. Чтобы раздобыть спирт, исключенный из свободного обращения (вино – не в счет), пускались на все средства. Шли на унижения, на мошенничества, на что угодно. «Святое дыхание возрождающейся России» было насквозь пропитано алкогольным перегаром.

Борьбу военного начальства против «пьянства, буянства и окаянства» даже нельзя назвать борьбой. Применялись только бюрократические приемы.

Старшие могли пить и безобразничать безнаказанно.

«Жоржа» Янова Краснов выкинул из министров за пьяный дебош. Богаевский произвел его в генералы за устройство 24 июня 1919 г. пирушки в станице Старочеркасской, где происходило празднование двухсотлетнего юбилея освещения тамошнего собора[173]. Генерала Селецкого, первого военного прокурора войска Донского, с бесчестьем проводили с Дона за пьяные уличные скандалы. Доброволия назначила его председателем военно-окружного суда.

Само высшее начальство потворствовало пьянству младших, охотно присутствуя на разных торжественных обедах и ужинах, где без конца лились застольные речи и раздавался «чаш заздравных звон». Этому последнему придавали почти мистическое значение, как и малиновому звону «сорока сороков», выпивка же носила характер священнодействия. Стоит только прочесть стихи некоего Корзюкова, читанные им в Таганроге, на обеде в честь первой годовщины основания таганрогского градоначальства:

Провозглашаю этот тостЗа мощных сил могучий ростВеликой родины моей…Пусть у разбитых алтарейСейчас мы слышим скорбный стон…Но этих чаш заздравных звон,Как вещий символ, нам звучит,В сердцах уверенность родит,Что скоро грянет звон другой —

Со всех церквей земли родной,С высот зубчатого Кремля,И грянет русская земляПод этот вечный правды звон:Ура, Добрармия и Дон[174].

Для очистки совести маленьких офицериков, не имевших «заручки», иногда подвергали разжалованию в рядовые за пьянство и дебоши. Но такое наказание не имело никакого устрашающего значения. Половина офицеров и без того занимала солдатские должности (в Добрармии), офицерский же чин доставался очень дешево, даже и вторично, после разжалования.

Если бы собрать воедино все приказы высших начальников по поводу пьянства и сопряженной с ним распущенности, картина получилась бы потрясающая.

Белый стан держался на офицерах. Несомненно, и в дальнейшем, при устройстве государственного порядка после изгнания большевиков, белые вожди предполагали опираться по преимуществу на офицерство, как на силу созидающую.

О недоброкачественности этого материала, однако, свидетельствует сама высшая власть.