Русская жизнь. Дети (май 2007)

После гражданской войны за границей оказались приблизительно пять миллионов русских эмигрантов. Измученные люди, страдая на чужбине, могут ожесточиться. Даже если на груди у них наперсные кресты, а на головах митры и камилавки. Но как бы там ни было, те, кто за каждой литургией призывали помнить, что «блаженны миротворцы», продолжили гражданскую войну со своих беженских церковных кафедр и амвонов. Батюшки-зарубежники не стеснялись публично и смачно оскорблять иерархов американской митрополии, спекулировать в церковных оградах «антибольшевизмом» и строить из себя бескровных мучеников.

Но рыба подгнивала и с головы. Первое поколение русской эмиграции помнило историю распри «партии великого князя Николая Николаевича» с «партией императора Кирилла I». Русский Архиерейский синод в Стремских Карловцах решил вдруг признать российским императором великого князя Кирилла, а митрополиту Антонию (Храповицкому), долгие годы стоявшему у руля РПЦЗ, дать титул «его блаженства». Впрочем, в православном мире это было воспринято как неумная шутка. Даже самые лихие радикалы вроде архиепископа Анастасия (Грибановского) не признали самозваного «императора».

Митрополит Антоний (Храповицкий), старейший по сану, возрасту и кафедре за границей, был избран главой РПЦЗ на Карловацком соборе. Там же была изготовлена одна из самых гнусных по своим последствиям прокламаций в истории взаимоотношения двух церквей. Группа особо активных товарищей составила патриотическое обращение к русскому зарубежному воинству и тогдашней Лиге наций со скромной просьбой о военной интервенции в Советский Союз для возвращения на престол царя из дома Романовых. Кроме того, они нижайше просили державы, собирающиеся на Генуэзскую конференцию, где должна была состояться первая встреча большевиков с иностранцами, не пускать в свою среду представителей правительства СССР, то есть отрезать Советскую Россию от всего мира. Митрополит Антоний не поленился разослать всем правительствам и просьбу помочь противобольшевистским силам.

Воззвание это было напечатано в радикальной эмигрантской газете «Новое время», издававшейся в Белграде. Это до крайности испортило отношения между властью и церковью в СССР. Большевики озлобились, как собака, из пасти которой вырывают лакомую кость. Фактически, Русская православная церковь была поставлена под удар: «Вот что ваши же иерархи, ваши же миряне, ваши же священники делают, призывают иностранцев на покорение нашей земли ради восстановления того государственного строя, которому они привержены».

В ответ на демарш зарубежных служителей церкви митрополит Сергий (Старгородский) - будущий патриарх - выпустил известную декларацию, где сказано: «Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, как известно, заставили почившего патриарха Тихона упразднить Архиерейский синод зарубежной церкви 5 мая (22 апреля) 1922 года, но синод до сих пор существует и своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такового обязательства или нарушившие его, будут исключены из состава клира, подведомственного Московской патриархии».

Патриарх Алексий II в интервью, которое он дал в первую годовщину своего служения, назвал эту декларацию трагическим документом, не применимым в настоящее время. Сколько же надо было любви и смирения, чтобы попросить прощения от лица всей церкви за соблазн, в который иерархи вводили народ своими действиями. А ведь наш патриарх сделал это! В зарубежных кругах эти извинения были замечены почему-то только спустя много лет, но оставим это на их совести.

Тогда Архиерейский собор зарубежной церкви отверг требование советского митрополита Сергия яко «изготовленное в ГПУ» и продолжал управлять своей паствой на основании постановления № 362. В то же время митрополит Западноевропейский Евлогий в своей речи 4 сентября 1927 года оценил послание Сергия иначе, после чего оказался в Париже «чужим среди своих» - мгновенно попал в опалу РПЦЗ. Он сказал: «Трудно и жестоко слово, обращенное к нам нашим иерархом, но не спешите строго судить его. Он творит великое дело: с Божьей помощью им организуется наша великая, многострадальная церковь; освобождаются из тюрем и заточения епископы и священники… Необходимо всячески сохранить единство с нашей матерью Русской церковью. «…» Оторваться от матери-церкви было бы для нас величайшим испытанием. Куда мы пойдем? Мы уже оторваны от матери-родины; если оторвемся и от матери-церкви, то будем воистину какими-то сиротами-изгоями».