Русские хроники 10 века

Херсониты, влекомые злобой, стремлением расправиться с варварами, доставившими им столько мучений, сыпались со стены, словно созревшее слетье с многоплодной яблони от заревского ветерка. Те прыгали, растопырив руки, те спускались по верёвкам, захлёстнутым за зубцы. Озлобление и гнев мутят рассудок. Никакого порядка у ратников-ополченцев не было. Под стеной образовалась свалка. Не все трудники, подобно Головану, успели избавиться от ноши и взять в руки оружие. Большинство из них, взошедших на насыпь и приблизившихся к стене, было зарублено, заколото, а то и просто сбито с ног и затоптано насмерть. Оставшиеся в живых после ошеломляющего натиска, отбивая удары, пятясь, спустились вниз. Показавшие врагу спину были убиты. Херсониты, прыгая на плечи, головы своих товарищей, сбивая друг друга с ног, устроили свалку, позволили воям-трудникам встать стеной и встретить наседавшего противника оружием. Первое время пешцы бились на равных. Ни русские не могли прижать ромеев к стене и там истребить, ни ромеи не могли обратить русских в бегство. Наступил момент, когда казалось, русские дрогнут и побегут. В их левый край врезалась херсонитская конница. Конная рубка продолжалась недолго. Трапезитам пришлось повернуть коней и отражать удар русских вершников.

Под конец сечи силы оставили Голована. Шатаясь от слабости, вышел из боя. Земля качалась, в глазах мельтешили большие серые мухи. Руки, лицо, грудь были забрызганы кровью. То была не только вражья кровь. За левой ногой тянулся кровавый след. Оказалось распоротым бедро, очевидно, упавший херсонит достал его ножом или мечом, а он в горячке не почувствовал боли.

Возможно, завоёвывая для Империи новые земли, ромеи избегали ближнего боя. Но здесь, защищая родной город, бились не щадя живота, отчаянно и остервенело. Число павших и попавших в полон со стороны херсонитов не намного превышало потери русских. Но для Херсона, у которого сил было меньше, чем у Руси, урон был много значительней.

Вечером со стены у ворот раздались звуки трубы. Херсониты просили разрешения собрать раненых и убитых. Одним оказать помощь, других похоронить с почестями. Владимир ответил согласием.

2

Замысел Добрыни претворялся в жизнь. Силы херсонитов таяли, словно нежданный снег на солнечном взлобке на исходе зимобора. Мучительная жажда подтачивала дух защитников. Перед вылазкой всех обитателей осаждённого города охватил душевный подъём. Неудача вылазки, вернее сказать, полный разгром и войска, и рати, набранной из ополченцев, ошеломила осаждённых, повергла в уныние, предчувствие скорого конца. Константинополь помощь не присылал, самим снять осаду не удалось, уже самый беззаботный мальчишка не верил в благополучный исход брани, лишь стратиг Евстратий Петрона надеялся на неведомо что. Русские дозоры стерегли город вдоль всей стены и днём и ночью, не позволяли смельчакам, выбравшимся через потайные калитки, пронести и ведро воды. Горожане страдали от жажды сильнее войска. В войске, где каждый боец подчиняется установленному порядку, последние капли воды раздавали по строгой норме. Жители свои запасы расходовали по собственному усмотрению. У беженцев вообще никаких запасов не было. Матери не могли смотреть на мучения детей своих, и в два дня все запасы у горожан иссякли. Предстоящая вылазка вселила надежду на спасение. Неудача породила отчаянье. Отчаявшиеся люди принимались рыть колодцы, но от нетерпения, не достигнув цели, бросали начатое дело, принимались рыть в другом месте. Вода была, но глубоко, под толстым слоем каменистого грунта, чтобы достичь водоносного слоя, требовались настойчивость и вера в свои силы, ни того, ни другого у сходивших с ума от жажды людей не оставалось. Кое-кому удавалось пробиться к водоносным пескам, но водоприток был незначителен, мутная жижица тут же вычерпывалась. Иногда за черпачок этой жижицы расплачивались жизнью. Безумцы резали коней, полудохлую скотину, утоляли жажду кровью. Но кровь не утоляла, а усиливала жажду. Силы небесные поддерживали варваров. За всё время осады не пролилось ни капли дождя, солнце палило, едва отрывалось от окоёма.

Сооружение насыпи замедлилось. На два дня после сшибки работы вообще прекратились, трудники залечивали раны. По ночам херсониты по-прежнему перетаскивали землю, но делали это вяло, через силу. Но, погибая от стрел русских лучников, старались поразить всякого приблизившегося к стене.

На следующий день после сшибки Добрыня велел гребцам разобрать домы и одрины поселян, сколотить лестницы по всей ширине насыпи. Высота насыпи позволяла вскочить на стену в два-три прыжка. Владимир, задумавший этим летом окрестить если не всю Русь, то Поднепровье и Новгород обязательно, торопил с решительным приступом. Своенравный уй, не желавший понапрасну губить людей, стоял на своём: «Плод созреет, сам упадёт нам в руки».

* * *