Русские князья. От Ярослава Мудрого до Юрия Долгорукого

Торд хоть неопределенно взмахнул рукой, а Ульв смотрел на посадника с таким равнодушием, будто ни сном ни духом не ведал о существовании какого-то там князя.

– Где он? – не унимался Коснятин.

– Велел нам ехать, – наконец выдавил слово Торд.

– Куда?

– Я забыл, – искренне признался варяг. – Сказал нам: к… куда-то к… а куда?

– Может, ко всем чертям? – засмеялся наконец и посадник.

– А может, и верно.

– Где же его теперь искать?

Варяги сочли за благо снова умолкнуть.

А Ярослав тем временем, вдоволь наблуждавшись и утратив малейшую надежду выбраться из опостылевшего Зверинца, увиден вдруг впереди себя, за негустым леском, на невысоком песчаном косогоре старую хижину. Чтобы добраться к пригорку, ему пришлось пересечь ручеек, который в сухую погоду, наверное, был еле заметен, а теперь вот разлился мутными водами. Конь осторожно переставлял ноги, выбирая путь поудобнее, он был слишком осторожным, чего не скажешь о всаднике, охваченном тревожным нетерпением: вновь закипела в нем кровь, и он, не обращая внимания на дождь и грязь, снова жил пронзительными запахами того ясного осеннего леса, где впервые повстречал удивительную девушку, которая вырвала его из многолетней спячки, швырнула в мир греховный, дикий и одновременно такой упоительный.

Конь, выбравшись наконец на песчаный склон, радостно заржал, и, словно бы рожденная этим конским зовом, из хижины выползла на свет божий странная фигура. Это был невысокий, в лохмотьях, человек. Вместо корзна висела на нем какая-то лубяная рвань, долженствовавшая защитить его, наверное, от дождя, а может, служила ему одеждой и в зимнее время. Ярослав подъехал ближе. Он не хотел здесь видеть ни одного живого существа, кроме той, ради которой поехал в лес, поэтому в душе у него не было ни капельки милости или сожаления к этому ничтожному оборванцу. Не разжалобили князя ни добрые, почти детские глаза незнакомого, светлые, как весенний день, ни взлохмаченные рыжеватые волосы, прикрывавшие его изнуренное лицо, ни подобие оружия, находившегося в правой руке этого жалкого человека, – обожженная с одной стороны острая палка, которая, вероятно, должна была служить копьем.

– Кто такой? – грозно спросил князь, едва не сминая человека конем.

– Ловище… присматриваю… – неожиданно звонким, молодым голосом ответил тот.

– А почему такой… растерзанный?

– Потому как только у волка золотая головка, – смело взглянул тот на князя своими невыносимо ясными глазами.

– Холоп! – гневно крикнул Ярослав, вздыбливая коня над стариком. – Да ведаешь ли ты?..

Он не успел закончить, потому что открылась тяжелая, из грубых досок, дверь хижины и на пороге появилось белое видение.

Она стояла, несмотря на холод, в одной полотняной сорочке. Из просторного выреза нежно выглядывала тонкая прекрасная шея, ничем не покрытая русая головка небрежно выдвигалась под дождь; будто обрадовавшись, дождь пустился еще сильнее, щедро лился девушке на голову, стекал по лицу, по шее, свободно проникая в широкий вырез, так что князю захотелось броситься и прикрыть девушку от холодных струек дождя, ему хотелось схватить ее в объятия, внести в теплую хижину, понести на край света.

Ярослав забыл о старике, не попытался даже догадаться, что это мог быть отец Забавы, – он просто проехал мимо него, как мимо столба или куста, спрыгнул с коня и, как-то неловко сцеживая горстью воду с бороды, подбежал к Забаве.

– Снова приехал? – без удивления отметила девушка.

– Здравствуй, – сказал князь.

– Чего забрел в такую непогоду? – Она открыто насмехалась над ним.

Ярослав растерянно молчал.

– Так что поведаешь? – уже суровее спросила девушка.

– Может… – Князь не знал, что и говорить. – Может, хоть воды напиться дашь?..

– Вон ее сколько, воды, – повела она рукой и сама уже лоснилась от воды.

– Намокнешь, – напомнил ей Ярослав.

– Не глиняная.

– Простуда возьмет…

– Пусть она врагов моих возьмет.

– А разве есть у тебя враги?

– А у кого их нет? Это и не человек, если у него нет врагов.

Он удивился ее прозорливости: о том же самом и он думал вот уже несколько дней.

– Не стой на дожде, – сказал Ярослав почти умоляюще.

– А ежели хочу стоять!

– Холодно ведь.

– А раз холодно – сделай мне тепло, ежели ты такой!

Чувствуя, что делает величайшую глупость, на которую он только способен, Ярослав подошел к Забаве, резким движением снял с себя кожаный плотный плащ, которым защищался от дождя, набросил его на девушку, а сам остался в своей дорогой княжеской одежде, вероятно, имея смешной и жалкий вид: стоит под дождем бородатый человек в шитом золотом корзне, в цветных, усыпанных жемчугом сапогах, с драгоценным мечом, с драгоценным же охотничьим ножом на широком поясе, разукрашенном тяжелыми серебряными вещицами.

Однако сначала было у него ощущение одной лишь приятности доброго дела, сначала он в полнейшем забытьи смотрел на девушку, весь отдавшись во власть темного течения страсти, а мысль о себе, чувство неловкости и стыда появились позже, когда позади зафыркали кони, зашлепала в ручейке вода под копытами, раздался отталкивающе знакомый голос Коснятина:

– Пресветлый княже, насилу нашли тебя!