Русские поэты второй половины XIX века

При всем различии между двумя поэтами и при всем несходстве самих стихотворений по тону и содержанию, – эта вещица напоминает одно из лучших маленьких стихотворений Тютчева «Слезы людские» непосредственностью перехода внешнего впечатления в мысленный образ из человеческой жизни. Как у Тютчева струи осеннего дождя ощутительно превращаются в бесконечные слезы людского горя, так здесь блестящие снежинки прямо переходят в мгновенно появляющиеся и исчезающие слезы балованного ребенка или «беспутной» женщины.

А вот у поэта, подпавшего «не в срок» под власть любви, вдруг мелькнуло ощущение, что эта любовь есть призрак, и эта мгновенная внутренняя импрессия, – не остановившая реального чувства, закутавшись в целое, несколько растянутое стихотворение, прямо выступает в его последних стихах:

Не погасай хоть ты, – ты, пламя золотое, —Любви негаданной последний огонек!Ночь жизни так темна, покрыла все земное,Не отличить пути, и ты горишь не в срок!Но чем темнее ночь, тем больше блеск сиянья;Я на него иду, и я идти хочу…Иду… мне все равно: свои ли я желанья,Чужие ль горести в пути ногой топчу,Родные ль под собой могилы попираю,

Назад ли я иду, иду ли я вперед,Не прав ли я иль прав, – не ведаю, не знаю,И знать я не хочу! Меня судьба ведет…В движенье этом жизнь так ясно ощутима,Что даже мысль о том, что и любовь – мечта,Как тысячи других, мелькает мимо, мимо.И легче кажется и мрак, и пустота.

Мысль-импрессия другого рода, замечательная по меткости выражения:

Мы ждем и даже не тоскуем:Для нас не может быть мечты,Мы у прошедшего воруемЕго завядшие цветы

…

Крайний Север, где пришлось побывать нашему поэту, снабдил его многими впечатлениями. Говоря по-старинному, муза г. Случевского оказалась весьма чуткою к своеобразным и величавым красотам стран Гиперборейских. Вот один из более удачных «Мурманских отголосков»:

Утро. День воскресный. Бледной багряницейБрызнул свет ленивый по волне, объятойТеменью холодной. Будто бы зарницей,В небе вдруг застывшей, бледно-лиловатой,Освещает утро хмурый лик Мурмана.Очерки утесов сквозь туман открылись…Сердце! отчего ты так проснулось рано?Отчего вы, мысли, рано окрылились?Помнят, помнят мысли, знает сердце, знает:Нынче день воскресный. На просторе вольном,

Как шатром безбрежным, церковь покрываетВсю страну родную звоном колокольным,И в шатре том, с краю, в холоде тумана,В области скалистой молча притаилосьМрачное обличие дальнего Мурмана…И оно зарделось, и оно молилось!

Импрессионизм мысли не призван обращать в стихи сильные, глубокие и длительные чувства. Из немногих стихотворений К. К. Случевского, посвященных любви, самое сильное называется «Из чужого письма» и говорит от лица женщины. А в немногих самоличных своих вдохновениях из этой области наш поэт, верный и здесь общему характеру своего творчества, ловит отдельные впечатления и закрепляет их иногда с большою тонкостью и изяществом.

Словно как лебеди белыеДремлют и очи сомкнули,Тихо качаясь над озером, —Так ее чувства уснули.Словно как лотосы нежные,

Лики сокрыв восковые,Спят над глубокой пучиноюГрезы ее молодые…

Или, например, это:

Из-под тенистого кустаС подстилкой моховою,Фиалок темных я нарвал,Увлажненных росою!Они прохладны! С лепестковВ жар полдня ночью веет…Глядишь на них… Твой милый взглядИх теменью темнеет!

А вот еще лучше в том же роде другая цветочно-любовная мысль-импрессия: