Русские символисты: этюды и разыскания

Замечательно, что все эти наблюдения сделались для меня возможными как раз в те дни, когда я начал писать мой роман „Семь смертных грехов“. Вижу в этом некую руку Судьбы, ибо, когда я ехал за границу (Ты помнишь!), я в мыслях не имел ничего подобного и никогда не думал, что попаду в Париж без Тебя. Наконец, кажется мне, что годы мои таковы, что в последний раз, без неприличия, могу я показываться во всех этих местах. Еще через три-четыре года — я поседею, буду более известен даже и в Париже, и неуместно будет мне посещать все эти притоны. Вот почему я и спешу воспользоваться этими днями».

Чрезвычайно показательна в этом письме брюсовская аналогия между своими блужданиями по Парижу и путешествием Данте по кругам Ада. Один из любимейших поэтов Брюсова (пробовавшего свои силы в переводе «Божественной Комедии» на русский язык)[531], Данте помог ему найти адекватный угол зрения при восприятии «ночной» стороны парижской жизни. Явно парижскими впечатлениями вдохновлена поэма Брюсова «Подземное жилище» (1910)

[532]: описываемое в ней движение из одного потаенного зала в другой, каждый из которых предназначен для удовлетворения определенных страстей или пороков, проецируется на иерархическую структуру дантовского Ада[533]. Парижские переживания являются также подтекстом тех брюсовских стихотворений из «Зеркала теней», которые описывают «путь к искусственным Эдемам»: таковы созданное в сентябре 1909 г. в Париже стихотворение «Соблазнителю», с эпиграфом из «Исповеди англичанина, курильщика опиума» Де Квинси, и проецированное на Бодлера стихотворение «Le Paradis artificiel» («Искусственный рай», 1909–1911)[534]

. Однако именно в незавершенном «романе № 2», отрывки из которого под заглавием «Семь земных соблазнов» Брюсов опубликовал в альманахе «Северные Цветы» (1911) вместе с поэмой «Подземное жилище», впечатления осени 1909 г. воскрешаются с отчетливо выраженной социальной подоплекой.

Брюсов сам ясно осознавал значимость наблюдаемого им в Париже для задуманного произведения. 24 сентября он писал об этом жене: «Моя жизнь здесь входит в свою колею. Я днем много работаю (даже в музеях почти не бываю), потому что непременно хочу, кроме статей и разных обязательных работ, написать здесь значительную часть моего романа. Для многих его сцен я нахожу здесь как бы модели, чего мне будет весьма недоставать в Москве. Жизнь большого города, жизнь толпы, и многое другое здесь я могу списывать „с натуры“. После обеда я брожу по Парижу, встречаю в разных кафе своих новых мимолетных знакомых, наблюдаю, думаю. Все это мне нужно очень» [535].

Действительно, уже первые страницы «Семи земных соблазнов», изображающие приезд молодого героя в столичный город, «громадный, страшный, всемогущий и беспощадный»[536], наталкивают на мысль, что только Париж — единственный из виденных Брюсовым огромных городов, находившихся на высшем уровне тогдашнего развития цивилизации, — мог стать непосредственной «моделью» для этих картин будущей жизни. Глубокое знакомство с Парижем, видимо, помогло Брюсову воссоздать отчетливую картину социального антагонизма в чреватом катастрофой воображаемом обществе будущего, контуры которого обладают разительным сходством с современной писателю капиталистической действительностью; по характеристике самого автора, «мы встречаем в романе мир, стоящий на высокой ступени высшей культуры, но таящий в своем организме губительные язвы, грозящие самому его существованию»

[537]. Стремление изобразить «земные соблазны» — роман, по мысли Брюсова, должен был «обнять все стороны человеческой жизни и пересмотреть все основные страсти человеческой души»[538] — зиждилось на непосредственных наблюдениях и впечатлениях, почерпнутых в значительной мере опять-таки из Парижа. Хотя «роман из будущей жизни» не был завершен, — написаны и опубликованы только отдельные фрагменты из первой части «Богатство», всего же предполагалось семь частей, — значение и написанных фрагментов, и самого замысла (согласно которому действие должно было завершиться «грандиозным восстанием») в творчестве Брюсова чрезвычайно велико. «Семь земных соблазнов» лишний раз убедительно подтверждают, что писатель «был способен понимать и испытывать очень высокие социальные эмоции»[539]

. Частичной реализацией этого замысла Брюсов не в последнюю очередь был обязан своей парижской осени 1909 г.

23 октября 1909 г. Брюсов уехал из Парижа в Бельгию, к Эмилю Верхарну. «Как и в прошлом году — время, проведенное у Верхарна, лучшие часы моего путешествия», — писал он жене 25 октября[540]. По возвращении на родину ситуация внутреннего промежутка, отчасти заполненная почти полуторамесячным парижским пребыванием, исчерпала себя: Брюсов прочно соединил свою судьбу с журналом «Русская Мысль», стремясь тем самым преодолеть прежнюю узкокорпоративную связь с символистской средой и обрести новые литературные пути.

«НОВЫЕ СТИХИ НЕЛЛИ» — ЛИТЕРАТУРНАЯ МИСТИФИКАЦИЯ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА