Русские в СССР. Потерпевшие или победители?

Понятно, что Ленин здесь просто-напросто использует патриотизм для того, чтобы оправдать революционность. При этом сам патриотизм искажается и усекается, низводится до радикализма, опирающегося на кое-какие национальные традиции.

Но вождь мирового пролетариата долго на этой точке зрения не задержался. Очень скоро он отбросил любые заигрывания с русским патриотизмом, переходя к его тотальному отрицанию. Сами же русские стали восприниматься им как классово однородное сообщество, на котором лежит ответственность за порабощение народов. «Русофобия Ленина, – замечает А.Н. Севастьянов, – получила свое концептуальное оформление в ряде высказываний, в которых он, отступив от марксистского классового подхода по отношению ко всем общественным явлениям, перешел по отношению к великорусам на этническую (национальную) парадигму и стал рассматривать их как нечто классово-единое: вместо тезиса об эксплуатации трудящихся капиталистами и об интернациональном единстве рабочего класса всех наций он выдвинул тезис о великороссах как «угнетающей нации» и стал говорить о праве на самоопределение «всех угнетенных великороссами наций» («Ленина – в могилу!»).

Еще в 1916 году в статье «О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме» Ленин пишет: «Рабочие угнетающей нации до известной степени участники своей буржуазии в деле ограбления ею рабочих (и массы населения) угнетенной нации… Рабочие угнетающих наций всегда воспитывались и школой, и жизнью в духе презрения или пренебрежения к рабочим угнетенных наций. Например, всякий невеликоросс, воспитывавшийся или живший среди великороссов, испытал это». Так, на VII (апрельской 1917 го-да) конференции РСДРП(б) Ленин заявил: «Никто так не угнетал поляков, как русский народ».

Там же Ильич выдал еще один замечательный перл:

«…мы, великороссы, угнетающие большее число наций, чем какой-либо другой народ… должны подчеркивать свободу отделения…» В июне 1917 года Ленин публикует статью «Украина», в которой есть такой вот пассаж: «Проклятый царизм превращал великороссов в палачей украинского народа». Далее же возник «образ истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника» («К вопросу о национальностях или об «автономизации»).

Как можно легко заметить, русофобия Ленина вытекала не из марксизма, она имела гораздо более глубинные основания. Впрочем, вряд ли было бы правильным выводить ее из «нерусскости» Ленина. Показательно следующее высказывание Ленина, сделанное во время разговора с Горьким. На вопрос – жалеет ли он людей, «самый человечный человек» заявил: «Умных жалею. Умников мало у нас. Мы – народ по преимуществу талантливый, но ленивого ума. Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови». Вот это «мы» показывает, что Ленин себя от русских не отделяет и даже признает какую-то талантливость, но в целом оценивает их пренебрежительно («ленивый ум» – показатель второсортного интеллекта). То есть ленинская русофобия внутренняя – такая же, как у Бухарина. И тут остается только согласиться с русским философом Г.П. Федотовым, который отмечал, что Ленин национален потому, что максимально оторван от почвы. Точно так же от нее была оторвана и большая часть русской интеллигенции, увлеченная различными западными идеями и в силу этого максимально отчужденная от «примитивной» русскости. Ленинская русофобия, как и его марксизм, вытекает именно что из западничества, основанного на восхищении перед европейско-американским прогрессом. И это подтверждается еще одним определением: «Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями» («Очередные задачи Советской власти»).