Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Стоит особо подчеркнуть нормальность российского исторического процесса. Россия - не ехидна в ряду европейских народов, а нормальная страна, в истории которой трагедий, драм и противорчий нисколько не меньше, чем в истории любого другого европейского государства. Акцентирование трагедийности хода российской истории, кровавой драматичности, цикличности, или маятниковости, инверсионных поворотов, то есть резких смен господствующих социально-культурных укладов, на мой взгляд, порождено парадигмой, господствующей в научном и массовом сознании, о необыкновенности России. Многим приятно думать, что, в отличие от любой другой страны, «умом Россию не понять, аршином общим не измерить», что хотя и тяжелее в ней жить, чем в других евпропейских странах, но зато она идет своим собственным путем. Как будто нормальность эволюции принижает. Между тем нормальность развития - гарантия того, что у русских будет и благосостояние, и правовое государство, и гражданское общество, и все другние блага цивилизации, которых так ждет современный россиянин.

Слова «нормальность российского исторического процесса» даже выделены жирным шрифтом. Останавливают внимание также слова, что в российской истории трагедий не меньше, чем в истории любой другой европейской страны: автор не решился сказать «не больше» - потому что это было бы неверно: больше, и именно тогда больше, когда в других странах, принятых за норму, трагедии и драмы, можно сказать, вышли из употребления. И вот тут надо привести еще один тезис, из главных у автора, которым он подтверждает российскую нормальность:

Противопоставление России и Запада или России и Европы, мне кажется, основано на том, что в каждый данный момент ввиду асинхронности социальных процессов и изменений Россия сильно отличалась от Европы, иногда так сильно, что ее европейский фундамент трудно было разглядеть. Но в исторической перспективе Россия развивалась по тем же направлениям, что и Запад, только с опозданием. Другими словами, дореволюционная Россия в каждый момент своей истории отличалась от западных стран, но двигалась по той же орбите, что и они, и поэтому в каждый момент была похожа на то, чем они были прежде.

После слова «поэтому» - опять жирный шрифт. Я привык развлекаться психологическими наблюдениями - и давно уже заметил, что к подчеркиваниям в тексте авторы прибегают тогда, когда других аргументов у них нет. Тут у Миронова то, что по-английски называется wishful thinking: желаемое принимается за действительное. Одним словом, клиотерапия.

И тогда мы начинаем понимать основной недостаток этого, казалось бы, фундаментального сочинения: оно как раз не фундаментально. Можно ли делать выводы и тем более давать прогнозы, опираясь всего лишь на два столетия тысячелетней российской истории? Двухвековая выборка нерепрезентативна. Автор взял лучший, имперский период русской истории, когда в ней действительно стал заметен прогресс, когда началось и пошло, казалось бы, необратимое движение по западному пути, - и по такому краткому в общем-то периоду судит об этой истории в целом. Слабость аргументации понуждает прибегать к метафорам. Такой метафорой у Миронова становится, откровенно говоря, надоевшее утверждение российской молодости. Мол, то, что у старика порок, у юноши - понятный недостаток, возрастное явление. Конечно, тысяча русских лет меньше двухтысячелетий постантичной Европы, - но ведь за десять веков вполне можно было сложиться, какая уж тут молодость. Да ведь даже и не о зрелости уже можно говорить, а как бы и не о конце - и такие разговоры, как известно, уже начались.

И вот самый тяжелый вопрос: можно ли ставить российскую историю в контекст западного движения, говорить о генезисе личности и правового государства как о развернутой в будущее перспективе, можно ли, проще говоря, сохранять оптимизм в отношении России, если евроцентрическое движение имперского периода сорвалось в такую пропасть, как большевизм, семьдесят лет советской власти? Сохранить оптимизм здесь можно единственным способом: включить советский период в движение прогресса, в процесс модернизации. И автор решается на такое включение. Соответствующий тезис звучит так:

Опыт модернизации Росси в течение трех столетий, с начала 18 века и до конца 20-го, несмотря на все издержки, следует признать успешным, и это дает основания для исторического оптимизма.

Вот так незаметно хронологические рамки книги исследований оказались раздвинутыми: в заголовке - начало 20 века, а тут уже и конец включен. Волей-неволей приходится аргументировать. Аргументы таковы: