Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Я решил удалиться с сего места, что и исполнил, отдав ей последний долг пристойным погребением.

В 1745 году представил я о переименовании сей экспедиции в губернию и о приписании ко оной от Казанской, Уфимской и от Сибирской Исецкой провинций, что также апробовано. Во многих местах лежавшие от начала праздно в недрах земных минералы старанием моим сделались открыты; a по сему и желающие явились заводить разные заводы, коих польза, как общая, так и частная заводчиков, всем уже известна, почему я и описывать то оставлю.

...

И. Неплюев

Помещики

(1750 г.). Жизнь, которую я по приезде моем в деревню принужден был вести, была совсем отменна от той, какую я вел до того времени. До того жил я все с мужчинами и посреди всегдашнего многолюдства, а тут должен был жить с одними женщинами и наиболее старушками, и дни свои препровождал в совершенном почти уединении… Но, правду сказать, и околоток наш был тогда так пуст, что никого из хороших и богатых соседей в близости к нам и не было. Тогдашние времена были не таковы, как нынешние. Такого великого множества дворянских домов, повсюду с живущими в них хозяевами, как ныне, тогда нигде не было. Все дворянство находилось тогда в военной службе, и в деревнях живали одни только престарелые старики, не могущие более нести службу, или за болезнями и дряхлостью, по какому-нибудь особливому случаю оставленные, и всех таких было не много.

В других домах живали также одни только старушки с женами служащих в войске дворян, и вели также уединенную жизнь. Итак, и знакомиться было не с кем…

Мать моя приездом моим чрезвычайно была обрадована, и как она меня уже давно не видала, и я между тем несколько поболее вырос, а притом, понаучившись кой-чему, сделался пред прежним и поумнее, то не могла она на меня довольно насмотреться и мною налюбоваться. Желала б она охотно узнать, чему и чему я выучился в Петербурге; но как она ни об иностранных языках, ни о науках никакого сведения не имела, то не могла в том себя удовольствовать. Недостаток сей я старался заменить показанием искусства своего в рисовании. На другой же день приезда своего, разобравшись с своими красками, нарисовал я ей на целом листе Бову-королевича или древнего рыцаря на коне, в полном его вооружении и воинских доспехах. Рисунок сей был хотя весьма и весьма посредствен, или, лучше сказать, ни к чему не годился, потому что для вящего оказания своего искусства делал его от руки; но для старушки моей был он в превеличайшую диковинку. Всем-то был он показываем, всем-то расхваливан, всякое мое слово замечаемо, подтверждаемо, и я от всех осыпан был похвалами и ласками.

Но не одним сим угодил я моей родительнице; но чтоб доказать, что я не люблю праздности и не хочу забыть того, что я учил, разобрал я и все мои французские и немецкие учебные книги, и по нескольку часов в день стал препровождать в читании и выписывании кой-чего из оных для твержения того, что я выучил. Сие было для матери моей всего приятнее, она то и дело сама твердила мне, чтоб я старался выученного не позабыть и была прилежностью моею весьма довольна. Но бедное было сие учение самого себя, а особливо в таких летах, в каких был я, притом при неимении никаких исторических иностранных книг, которые-б я читать мог и каковое-б читание могло мне всего более пользовать.