Русский Дьявол

Критик.Наконец, в итоге перечисленных и многих других сомнений: имеют ли финальный приговор, вынесенный Демону небом, и апофеоз героини внутренний, нравственный смысл — или над героем после посмертной «измены» ему Тамары попросту торжествует тираническая сила, так что моральный итог поэмы связан именно с его страдальческой непримиренностью?

Автор.Поэма подтверждает одно простое и хорошо известное правило: нельзя стать счастливым, причинив несчастье другому. Грех убийства жениха девушки встал между влюбленными, разлучил их и потянул Демона в адскую пропасть. Напротив, светлая, чистая душа девушки, не ведавшая об этом злодеянии, нашла успокоение в райском саду. Рай открыт для любви, незапятнанной недобрыми помыслами и неправедными делами. Таков, как нам думается, внутренний нравственнный смысл поэмы. Апофеоз героини поэмы, о котором напоминает И. Б. Роднянская, заслуживает отдельного разговора. Лермонтов возвышает женское начало. Спасти падшего ангела небожители не могут. Единственная его надежда — Тамара, которой он доверительно признается:

Меня добру и небесамТы возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровомОдетый, я предстал бы там,Как новый ангел в блеске новом…

Смертная женщина способна превзойти Бога в исцелении больной души, целебная сила ее любви превосходит возможности Творца. Согласимся, что это не совсем в христианском духе, точнее в духе поздней христианской традиции, где женские образы неизменно присутствуют на втором, а то и третьем плане. В древних религиях такой дискриминации не существовало, Элевсинские мистерии, к примеру, — это праздник в честь Великой богини Деметры. Лермонтов восстанавливает небесную гармонию. «Если пол — тайна, непостижимость, имеет свое «здесь» и свое «там», то как здесь есть мужское начало и женское, то и «там», в структуре звезд, что ли, в строении света, в эфире, в магнетизме, в электричестве есть «мужественное», «храброе», «воинственное», «грозное», «сильное» и есть «жалостливое», «нежное», «ласкающее», «милое», «страдательное» (Розанов В. В.Концы и начала, «божественное» и «демоническое», боги и демоны). Это ощущение было близко Лермонтову, и он, подобно своему герою, видел в надзвездных краях, во мгле тысячелетий светлый, божественный лик Праматери человечества. Любовью к ней пронизано все творчество поэта. Она присутствует в его поэзии как идеальный образ возлюбленной, прекрасной и недостижимой. Известно, как дивился Белинский, что офицер и дуэлянт проник с изумительною правдою в материнские чувства в «Казачьей колыбельной песне». Сам поэт признавался: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь десяти лет от роду? Нет, с тех пор я ничего подобного не видал, или это мне кажетсяпотому, что я никогда не любил, как в тот раз» (запись 8 июля 1830 г.). А в стихотворении «1831-го июня 11 дня» он напишет:

И отучить не мог меня обман;

Пустое сердце ныло без страстей,И в глубине моих сердечных ранЖила любовь, богиня юных дней…

Нам хочется думать, что поэт говорит здесь не столько о своем детстве, сколько о младенческих летах человечества. Ему было дано заглянуть в глубь тысячелетий и подарить нам ощущения тех эпох. Лишь один поэт в этом смысле прозревал и дальше, и глубже его — это Сергей Есенин. Как непохожи они внешне и как удивительно созвучны их стихи о Природе, той единственой, живой ниточке, которая связывает нас с прошлым! В статье «Демон» Лермонтова и его древние родичи» Розанов писал: «Лермонтов чувствует природу человеко-духовно, человеко-образно. И не то, чтобы он употреблял метафоры, сравнения, украшения — нет! Но он прозревал в природе точно какое-то человекообразное существо <…> Он собственно везде открывает в природе человека — другого, огромного; открывает макрокосмос человека, маленькая фотография которого дана во мне».

Ночевала тучка золотая

На груди утеса великана……………………………..Но остался влажный след в морщинеСтарого утеса. ОдинокоОн стоит; задумался глубокоИ тихонько плачет он в пустыне.

Или из стихотворения «Дары Терека»:

Но, склонясь на мягкий берег,Каспий стихнул, будто спит,И опять, ласкаясь, ТерекСтарцу на ухо журчит.