Русский Дьявол

Но Павел Иванович неудержим, энергии у него хватит еще не на одно погружение в Аид. Только-только выбрался он на столбовую дорогу, нашел трактир и собрался основательно, по-русски закусить, как уж навстречу к нему эдаким чертом спешит Ноздрев.

«Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными, румяными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными, как смоль, бакенбардами. Свеж он был как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица его». Ноздрев — пьяница, кутила, картежник и болтун, каких свет не видывал. Божится — и врет, божится — и врет. Как хотите, но прозвище ему одно — черт! Кстати, владения его представляют какое-то гиблое место. Поле, которым Ноздрев повел своих гостей, «во многих местах состояло из кочек. Гости должны были пробираться между перелогами и взбороненными нивами <…> Во многих местах ноги выдавливали под собою воду, до такой степени место было низко. Сначала они было береглись и переступали осторожно, но потом, увидя, что это ни к чему не служит, брели прямо, не разбирая, где большая, а где меньшая грязь». Снова Чичиков, переходя границу ноздревских владений, как бы нисходит в нижний мир, царство Дьявола. А уж тут работают свои правила, тут нельзя не напиться, нельзя не сыграть в какую-нибудь игрушку, пусть это даже не такие азартные шашки, в общем, нельзя не потерять голову. И как знать, чем бы закончился этот кутеж, если бы, на чичиковское счастье, в дом Ноздрева не прибыл капитан-исправник с судебной повесткой для хозяина. Это-то и позволило Павлу Ивановичу выползти из ноздревского «болота».

Следующим пунктом его путешествия была усадьба Собакевича.

Этого помещика можно охарактеризовать одним словом — медведь. «Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги <…> Чичиков еще раз взглянул на него искоса, когда проходили они столовую: медведь! совершенно медведь! Нужно же такое странное сближение: его даже звали Михаилом Семеновичем». В мифологии медведь — символ подземного мира. Визит к Собакевичу — это для Чичикова еще один вариант погружения в бездну, тьму преисподней. На одной стороне дома Собакевича вообще все окна заколочены, а проверчено лишь одно маленькое, «вероятно понадобившееся для темного чулана». Берлога, в чистом виде берлога, а не дом. Или, точнее и правильнее, конура для Собакевича…

Руки у супруги хозяина вымыты огуречным рассолом, что символизирует ее связь с погребом — подземной кладовой, где хранятся соленья и другие запасы на зиму. Жизнь ее — постоянная забота о пропитании Михаила Семеновича, непрерывные хождения между погребом, кухней и столовой. Да и то верно, плоти, телесности в ее муже сколько угодно, а вот что до души, то знавшим Михаила Семеновича «казалось, в этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного Кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности». В общем, бездушный медведь! Не забудем и неожиданное сравнение его с Кощеем, хитрющим змеем, обитателем преисподней. Переговоры Собакевича с Чичиковым и в самом деле напоминают поединок двух прожженных жуликов, двух человекообразных чудовищ. Чичиков однажды во время торга даже зашипел и подскочил на одной ноге, став похожим на большого и жирного змея. Что, впрочем, не очень испугало медведя. «Чертов кулак», Собакевич все-таки выторговал по два с полтиной за мертвую душу.

Да, были у Павла Ивановича достойные противники, чего скрывать. Просчитал его Собакевич, вплоть до мелочей, даже вычислил, куда направится Чичиков от него, что крайне не понравилось нашему путешественнику. «Ему хотелось заехать к Плюшкину,

у которого, по словам Собакевича, люди умирали как мухи, но не хотелось, чтобы Собакевич знал про это». В результате Чичиков выбирает окружной путь к Плюшкину. Это обстоятельство имеет символическое значение: надо вначале найти выход из медвежьей берлоги, чтобы потом попасть на плюшкинское «кладбище».

Поместье его действительно напоминало вымершее место. «Господский дом выглядел инвалидом, из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками. Эти два окна с своей стороны были тоже подслеповаты…» В саду, как памятник былому процветанию, «белый колоссальный ствол березы, лишенный верхушки, отломленной бурею или грозою, подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом его, которым он оканчивался кверху вместо капители, темнел на снежной белизне его, как шапка или черная птица».