Русский Дьявол

Да и, наконец, кто правит-то тройкой? Уж никак не Чичиков! Молодец, Роман Звягин, по делу забуксовал, а вот учитель оказался слабоват. И вопрос не прояснил, и Звягина обязал не тревожить сына своими вопросами. А сын, доживи он до перестройки и увидь новых русских в малиновых пиджаках, так напоминающих Павла Ивановича в его брусничном фраке, наверняка поклонился бы Николаю Васильевичу за правду о России.

Гоголь — великий провидец. Созданные им образы узнаваемы нами, потому что они эпические, вечные. Какими муками далась ему эта жизненная правда, знает только он сам. Даже разговоры на дьявольские темы не проходят бесследно, а тут написаны целые тома по демонологии и чертовщине…

Судить о нашем великом писателе нужно с большой долей осторожности. Гоголь — фигура настолько исключительная, что ее чрезвычайно трудно охарактеризовать однозначно. Те же самые люди, которые называли его плутом и сумасшедшим, в другие минуты с такою же искренностью считали его пророком, учителем, даже прямо «святым» и «мучеником». С. Т. Аксаков, который писал в 1847 году, при жизни писателя: «Я вижу в Гоголе добычу сатанинской гордости», — пишет через пять лет после смерти его: «Я признаю Гоголя святым; это истинный мученик христианства». Современников, видевших писателя на смертном одре, поразило выражение его лица. Оно казалось им живым. Писатель уходил в мир мертвых душ с живым выражением лица. Гениальный хохол, он таки надул Черта!

Глава 13

Бесочеловеки Федора Достоевского

Как всякий гениальный писатель, Достоевский неисчерпаем. Год за годом, пока живы люди, будут появляться исследования, посвященные его творчеству. В отличие от Лермонтова и Гоголя, его, однако, нельзя назвать таинственным или загадочным. Скорее, наоборот, Достоевский открыт, он проповедник, стремящийся достучаться до сердец людей через понятные, привычные образы страдающих, униженных и оскорбленных. Но на этом пути Достоевский проникает в такие тайники человеческой психики, которые и не снились другим авторам.

Достоевского можно назвать первооткрывателем Черта с человеческим лицом. Повадки, приемчики, всевозможные уловки, ужимки и ухватки — все это углядел и описал он в своих произведениях. Люди, одержимые Чертом, — бесноватые, или бесочеловеки, — были постоянным предметом его анализа и художественного описания. Кажется, что у Достоевского и нет ни одного героя без чертовщинки в глазах, так скрупулезен его взгляд и так глубоко он заглядывает в человеческие души. Но есть и в мире бесочеловеков свои титаны.

Колядка про Голядкина

У Достоевского есть одно очень оригинальное сочинение с подзаголовком «Петербургская поэма». Называется оно «Двойник» и посвящено описанию явления Черта титулярному советнику Якову Петровичу Голядкину. Черт этот, на удивление, не похож на то привычное рогатое чудище, которое рисует нам народная традиция. Черт объявляется перед читателем в человеческом образе, причем оказывается, что он как две капли воды схож с героем поэмы. Писатель именует его Голядкин-младший или Голядкин-второй. Это двойник Голядкина-старшего, Голядкина-человека, который имел несчастье влюбиться в дочку статского советника Олсуфия Ивановича Берендеева, благодетельствовавшего ему какое-то время. Но добрые отношения иногда и пресекаются, к тому же для дочери Клары вдруг нашлась и более выгодная партия в лице племянника начальника отделения в том служебном месте, в котором числился и господин Голядкин в качестве помощника своего столоначальника. Звали начальника Андреем Филипповичем, сам же Голядкин за глаза прозывал его медведем.

Череда горестных для нашего героя потрясений началась с того, что вначале его не пустили на бал в честь дня рождения Клары, а потом, когда он все-таки проник туда и при всех постыдно оконфузился, с позором выгнали. Тут-то в холодный ноябрьский вечер и возник перед ним гражданин странного вида. «Он тоже шел торопливо, тоже, как и господин Голядкин, был одет и укутан с головы до ног и так же, как и он, дробил и семенил по тротуару Фонтанки частым, мелким шажком, немного с притрусочкой». Приключения, которые впоследствии пережил Яков Петрович, не поддаются краткому рассказу, их стоит подробно перечитать. Самое любопытное, что они настолько же фантастичны, насколько и реалистичны. Мастерство и творческий метод Достоевского таковы, что читатель постоянно колеблется от неверия к вере, от ощущения небывальщины к самой суровой правде. Писатель как бы проверяет на прочность его психику, показывает ему возможные пути нисхождения в умственный ад, в руки врача Крестьяна Ивановича Рутеншпица!