В философском смысле Россия традиционно отстает от «передовой Европы». Чешский социолог и первый президент Чехословацкой Республики Томаш Гарриг Масарик рассматривал Россию как «детство Европы». Россия не чужда ей, но представляет собой более раннюю эпоху ее развития. В начале XXI столетия РФ одновременно и Европа в культурно-историческом смысле, и не-Европа в смысле не-EC. Россия параллельно отстает и развивается не как Евросоюз — в направлении становления национального государства. В этом она ближе к США, чем Европе. «Век идеологий» завершился и для России. В конце XX века она стала последней европейской державой, переставшей быть империей (при всей уникальности Российской империи, ее непохожести на империи морских держав). В США это восприняли как выбывание России из гонки за их лидерством. Одновременно произошла экономизация политики России и началась ее демилитаризация.
Близкие понятия «великая держава» и «империя» не являются синонимичными. Обширная сложносоставная империя по определению является великой державой. США такие, но об их империи можно говорить как о феномене гегемонии, доминирования, системе международного лидерства. Россия, утратив империю советского образца, сохранила геополитическую, демографическую, экономическую, военную и культурную основу великой самодостаточной суверенной державы.
В начале XXI века «великой державе» необходим потенциал, обеспечивающий возможность эффективного воздействия на других игроков, способность самостоятельно принимать стратегические решения, сохраняя собственную устойчивость к внешнему воздействию. Несмотря на все различия политических систем США и КНР, они обладают ею в высокой степени. На противоположном конце «спектра суверенности» находятся государства, назначения министров и глав правительств которых иногда согласовываются с внешними покровителями.
7.2. Развитая страна
В 2012 году Владимир Путин как Президент РФ поставил одной из главных целей своей внутренней политики политическую суверенизацию России. Она вышла из ряда часто финансово выгодных для себя соглашений, в которых иностранцы, прежде всего США, выступали в качестве доноров, а российская сторона — получателей зарубежной помощи.
Введенные западными странами начиная с весны 2014 года санкции против России многократно усилили тенденцию к ее суверенизации. Ответом на них стали контрсанкции (эмбарго на импорт сельскохозяйственной продукции из стран ЕС, США, Канады и Австралии) и усилия по созданию национальной платежной системы, импортозамещению, диверсификации экономики для уменьшения ее зависимости от углеводородного экспорта, в частности реиндустриализации с опорой на ВПК.
Принятые в 2014–2015 годах против РФ решения ряда международных судов, побудили ее Конституционный суд в июле 2015 года постановить, что она может не исполнять их решения, если они противоречат российской Конституции. Влиятельные силы российского истеблишмента выступают за отказ от приоритета международных соглашений перед национальным законодательством, закрепленного в Конституции РФ.
Ведущими лозунгами России стали ее суверенные: права, интересы, равенства с ведущими глобальными игроками. Государственный суверенитет не абсолютен и не тождественен самоизоляции.
У современной России достаточно военных ресурсов и воли для того, чтобы поступать самостоятельно. РФ развивает потенциальные возможности применения своих экономической и научно-технической мягкой сил для успешной конкуренции в глобальном мире, который высоко взаимозависим, особенно в финансово-экономической сфере.
Для их сокращения нужен перенос приоритетов государственной политики в пользу национального бизнеса, способного обеспечить прочный экономический фундамент и социальную опору государства. Важнейшими факторами современного экономического и социального развития являются: образование, наука, технологии, человеческий капитал. Последний накапливается количественно посредством демографической и иммиграционной политики и качественно повышением уровней образования и здравоохранения.
Суверенитет явился камнем преткновения в попытках РФ выстроить тесный Евразийский союз. Партнеры России — Белоруссия и Казахстан — видят этот союз исключительно экономическим. Москва была вынуждена согласиться, поэтому предполагавшийся ЕАС стал ЕАЭС. Внешняя политика, безопасность и многие другие вопросы в ЕАЭС остались в национальном ведении. Минск и Астана могли бы согласиться на более тесный союз, лишь получив в нем равные права с Россией, для которой неприемлемо ставить собственные интересы в зависимость от решений неконтролируемого ею наднационального органа — в данном случае Комиссии ЕАЭС.