- В госпиталь! - приказал Завойко.
Не успел скрыться кондуктор, сообщивший о ранении командира батареи, а уж из-за горы показались носилки. Коралов с вяло склоненной набок головой вытянулся во всю длину носилок. Он был в беспамятстве. Лежал неподвижно, с кровавой полосой на мертвеннобледной шее, а батарея продолжала действовать... Но почему с такой тревогой смотрят на раненого волонтеры? Генерал сердито отвернулся от волонтеров. Он смотрел на дорогу, по которой непременно покажется неприятель, после того как окончательно разгромит батарею.
Несколько орудий "Президента" обстреливали навесным огнем внутреннюю отлогость Никольской горы. Вначале казалось, что это случайные выстрелы: артиллеристы, не рассчитав заряда и угла прицела, вместо порта обстреливают гору.
Но в неприятельских выстрелах была какая-то методичность и система. Ядра и бомбы ощупывали взгорье, на котором устроен пороховой погреб. Шаг за шагом, меняя участок, они приближались к погребу.
"Неужели они знают, где пороховой погреб! - Недоброе чувство к Усову хмурит лоб Завойко. - Может быть, матросы с "Авроры" не выдержали пыток?.. Или старик Киселев?"
Бесцельно думать об этом... Кто бы ни открыл англичанам секрет, они нащупывают пороховой погреб, защищенный со стороны дороги полуокружностью рва.
На площадку перед самым входом в погреб упала полуторапудовая бомба. Бомба скрыта от Завойко насыпью, образованной вынутой из рва землей. Сейчас раздастся взрыв, который затем повторится с несравненной силой. Крошечные капли пота выступили на лбу Завойко.
Еще полсекунды, секунда - и шипение потонет в грохоте взрыва. Завойко перестал слышать выстрелы "Президента" и "Форта", - на всей земле только и осталось, что зловещее шипение и дымок у входа в погреб.
...Кто-то бросился к бомбе. Крик изумления и испуга раздался в группе людей, стоящих вокруг Завойко.
Часовой порохового погреба наклонился, поднял тяжелую бомбу и бросил ее в глубокий ров. Взрыв потряс воздух. Часовой упал, вероятно оглушенный.
Вскоре его представили Завойко. Это отставной кондуктор Петр Белокопытов, по прозвищу Крапива. Он надел свой старый матросский костюм и наравне с прочими попросился "в службу".
Крапива был доволен до чрезвычайности, дряблые щеки румянились в седой щетине.
- Спасибо, дружок! - Завойко положил руку на костлявое плечо Белокопытова. - Не посрамил седой головы!
- Старая сноровка, ваше превосходительство, - козырнул Крапива, и при резком движении руки стало особенно заметно, как сильно сдал старый служака, - матросское платье свободно болталось и топорщилось на нем.
- Заслужил ты сегодня "Георгия", Белокопытов.
- Для "Георгия" грудь нужна молодецкая, - ответил Крапива, пожимая плечами и становясь еще тоньше. - А дадите - не откажусь. И седой голове лестно.
Канонада за горой усиливалась.
- Вот не знает англичанин, кто ему планы расстроил! - усмехнулся Завойко.
Старик польщен похвалой, обвисшие веки повлажнели; впрочем, у старика уже несколько лет как слезятся глаза. Он повернул голову к горе, за которой скрывался неприятель, и закричал высоким, стариковским тенорком:
- Эй, Англия! Не силен - не борись, не богат - не сердись!
Бескозырка упала на землю, открыв голову - точь-в-точь иссушенный солнцем и облетевший одуванчик.
- Нет, брат, - вздохнул Завойко. - И силен, и богат...
Умолкла батарея Коралова. Офицеры прислушались. На батарее заклепывают орудия.
Арбузов, чисто выбритый, с горящими глазами, в нетерпении переминался с ноги на ногу.
- Неужели невозможно использовать орудия правого фаса? - спросил он у Мровинского.
- Что вы, Александр Павлович! - голос Мровинского прозвучал укоризненно, почти обиженно. - Пушки не ружье, по команде "раз-два" не поворотишь...
Мровинский продолжал говорить, так как уловил в глазах Арбузова недоверие: "На свете нет ничего невозможного. Пустили бы меня на батарею, уж я бы..."
- Плохо, господа! - неприятно-менторским тоном заговорил Арбузов, как человек сторонний, имеющий право судить и оценивать. - Еще далеко до полудня, а береговые батареи пали. Берег открыт и доступен неприятелю. Теперь надежда на стрелков.
Над горой встал густой дым. Он заползал и с севера, по склону Николки, разорванный деревьями на тощие клочья.
- Горит рыбный сарай, - хмуро проговорил Зарудный.
На дороге показались артиллеристы Коралова. Они почти бежали, унося раненых на руках.
- Господа, прошу по местам! - приказал Завойко.
Мровинский неприязненно поглядел вслед Арбузову.
- Странный человек! Оригинал...
- Вы о ком? - спросил Завойко.
- Об Арбузове. На Амуре я как-то не разглядел его. Кругом было столько интересного, нового...
- Известная порода людей! - Завойко легко взмахнул кистью руки. Казарма. Плац-парады. Лесть младших офицеров и отвратительное всевластие над нижними чинами. Даже ясной голове за тридцать лет не устоять против этого... Весьма обыкновенная история.
В воздухе запахло гарью.
Клочья дыма обволакивали гору, пытались обойти препятствие, прорваться в город.