Русский флаг

Барридж с упоением целился в Магуда. Тот нырнул, снова показался над водой и, захлебываясь, закричал:

- Эй, капитан... Постой... Ты успеешь убить меня... Сво-о-лочь! Я еще пригожусь вам... Убери пистолет... Послушай, я расскажу об Амуре... Русские плавают из Амура в океан... Слышишь? В Сан-Франциско тебе дадут за это столько золота, сколько весит вся твоя дерьмовая туша...

Барридж целился в лоб, но попал в мясистое ухо Магуда.

"Ну и черт с ним! Нужно убираться отсюда, а он пусть остается с русскими. По всему видно, что он не очень хочет встретиться с ними. А на эту удочку с Амуром меня не подцепишь. Хватит Никольской горы и Петропавловска..."

Баркас уходил, преследуемый выстрелами. Магуд стоял в оцепенении по грудь в воде. Но не успел баркас отойти на десяток саженей, как янки бросился за ним, упав в воду как-то неловко, плашмя.

Несколько секунд он не показывался на поверхности. Барридж ждал, но Магуд оставался под водой. Тогда Барридж понял: Магуда уложил выстрел с горы, его убили русские.

"Все равно. Один конец собаке".

Это был последний выстрел Ильи. Глубоко вздохнув и оглядев затихший, неподвижный берег, Илья принялся чистить ружье.

ВЫСТРЕЛ УНТЕР-ОФИЦЕРА ЯБЛОКОВА

I

Первое возбуждение боя улеглось. За поворотом горы хоронили неприятельских стрелков. Хотя англичане и французы уносили убитых и раненых, на горе было найдено тридцать восемь трупов - малая часть действительных потерь неприятеля. Никифор Сунцов держался неподалеку, убеждаясь по тому вниманию, которое оказывали офицеры бренным останкам Паркера, что он прихлопнул "важную птаху". Внимательным взглядом провожал он каждую бумажку, извлеченную из кармана Паркера: листок с записью отрядов десанта, афишку спектакля "Эрнани" в театре Сан-Франциско с карандашной пометкой: "Обязательно захватить десять пар наручников", часы, платок и всякую дребедень.

Запись Паркера подтвердила предположение Завойко о размерах десанта. Неприятель высадил около тысячи человек. Труднее было установить точные потери англичан и французов. Во всяком случае цифра убитых и раненых колебалась между тремя-четырьмя стами человек. Цифра особенно внушительная, если учесть, что защитники порта потеряли тридцать семь человек убитыми и семьдесят восемь ранеными. Паркер не единственный офицер, сложивший голову на Камчатке. По документам, мундирам, меткам на белье были установлены личности лейтенанта Лефебра, Бурассэ и мичмана Жьекель де Туш.

Пришедший в себя Пьер Ландорс опознал французских офицеров. Искренняя грусть отразилась на его лице, лишь только он наклонился над маленьким телом Жьекеля де Туша.

- Черт меня побери, - пробормотал Ландорс, - если он не был достойным человеком! Ему следовало жить при родителях или заведовать библиотекой кардинала. На корабле его не понимали!

Кроме знамени Гибралтарского полка, взято семь офицерских сабель и пятьдесят шесть ружей. Труп Магуда вскоре прибило к берегу. Завойко доложили об этом во время обеда. О Магуде думать не хотелось. На память пришел Андронников, - его смерть показалась сегодня особенно обидной и нелепой.

Завойко приказал освободить Чэзза и дать ему в руки заступ, пусть сам хоронит своего соплеменника.

- Пусть поглубже роет, - сказал Завойко. - И никаких могильных холмов, надгробных знаков. Вровень с землей!

Заметив недоумение на лице Ионы, добавил:

- Застреленный янк не был христианином. Память о нем постыла людям. Он не был и солдатом.

- Аминь! - пробасил Иона.

Когда справились с неотложными делами, Завойко пригласил офицеров к праздничному столу, накрытому в гостиной и уставленному разномастными бутылками вин, привезенных на "Авроре", "Оливуце" и "Св. Магдалине".

Он мог гордиться сегодняшним днем. Пусть главная заслуга принадлежит не ему, а сидящему рядом с ним массивному человеку в густых солдатских усах, с умными немигающими глазами. Человеку, который доставил Камчатке стрелков, талантливых командиров батарей, орудия и порох. Ведь не для красного словца говорил Завойко молодым офицерам о непоколебимой твердости Изыльметьева, не в ожидании ответных любезностей поднял он тост за "героя Петропавловска".

- Что бы ни случилось дальше, господа, - сказал Завойко, - ради такого дня, как нынешний, стоило прожить жизнь! Англичане пришли к нам за десять тысяч миль, в порт, казавшийся им жалкой деревушкой. Спесивые моряки, прославившиеся злодейскими приобретениями во всех частях света, хвастливые мореходы - они потерпели поражение от горсти русских. Они готовы целый мир привести под британскую корону, на каждом берегу поставить свои крепости и загородить все проливы мира своими фрегатами! Но русская земля неудобна для чужеземцев! Каждому недругу воздаст она по заслугам!..

Прекрасный, неповторимый день!

С гордостью смотрел Завойко на энергичные молодые лица офицеров. Непременные усы, от густых, нависающих до тонких, щегольских, как-то уравнивали возрасты людей; юнцы мичманы и тридцатилетние лейтенанты казались сверстниками, у тех и других горящие глаза, угловатая порывистость.