- Рад стараться, ваше превосходительство!
Максутова легко потянули за рукав. Он обернулся. Позади него, недалеко от коллежского асессора с голосом кастрата, стоял бравый есаул, совсем еще молодой человек, с русыми, резко спадавшими у уголков рта усами и бесцеремонным взглядом красивых карих глаз.
- Не томите меня, лейтенант, - сказал он трагическим шепотом. Говорят, вы привезли почту. Уверен, что там есть письмо и ко мне.
- От кого?
- Я Мартынов, - прошептал есаул. - Вы, оказывается, ехали следом за нами. Обидно. Есть письмо?
Максутов улыбнулся и показал руками: "Вот какое!" Есаул Мартынов ответил на улыбку, и лицо его стало вдруг простым, без налета развязности, которая почудилась Максутову.
- Спасибо! - Мартынов стиснул локоть лейтенанта. - Вы поселитесь у меня. Жду вас у крыльца. Условились?
Максутов кивнул. Мартынов, прячась за чиновничьи спины, пробрался к выходу.
В приемной коллежский асессор остановил Максутова. Тускло, безразлично смотрели его глаза сквозь толстые стекла.
- Генерал-губернатор приказал определить вас на квартиру. Угодно в гостиницу-с?
- Благодарю вас, я уже устроился.
- Позвольте полюбопытствовать, - пропищал чиновник. - Извините... служебные надобности-с, срочный вызов-с...
- Не знаю адреса. На квартире у есаула Мартынова.
- У Мартынова-с? - У чиновника было такое лицо, будто Максутов назвал ему адрес тюрьмы или притона.
- Да. А что?
- Не приличествует дворянину, - ответил чиновник. - Господин Мартынов принадлежит к худшему элементу местного общества. Да-с! Вы приезжий! Не хочу скрывать от вас...
- Вот оно что! - Максутов с растущей неприязнью смотрел на старческий рот чиновника. - Я натуралист, господин помощник правителя канцелярии. Интересуюсь всем и ничем не брезгую. Познакомился с вами, поживу у есаула Мартынова, надеюсь, что и лучшему иркутскому обществу буду представлен. И, небрежно поклонившись чиновнику, Максутов позвал Сунцова: - Идем, Никифор. Уже готова теплая изба и угощение.
IV
Внешность Мартынова обманчива. Округлый подбородок с ямкой посредине и карие глаза, насмешливо и бесцеремонно изучающие собеседника, не располагали к нему. Но стоило Мартынову улыбнуться - а улыбался он щедро, с полным радушием и откровенностью, - стоило заговорить, как уже он казался простым, привлекательным человеком, положительным и сердечным. В минуты молчания он напоминал штабного офицера, закаленного в сердечных боях и шутки ради напялившего мундир казачьего есаула - уж не для того ли, чтобы в чужом мундире увезти тайком невесту? Но вскоре под картинной насмешливой внешностью обнаруживался коренной сибиряк, основательный, резковатый, чуждый рисовке. Крепкий, как сибирский дубок, которого и ноябрьские морозы не заставят сбросить листву, он через полчаса после знакомства мял и тормошил Максутова, похлопывал по плечу медвежьей лапой и звал его на "ты".
- Письма Маши не осилил сразу. Успею и ночью прочитать. Тут надолго хватит, - сказал он, хвастливо взвешивая на ладони пакет.
Но в разговоре часто возвращался к Маше, спрашивал о ней, слушал Максутова недоверчиво, настороженно.
- Поверишь, - сказал он вдруг, - я иногда не могу вспомнить ее лицо. Стараюсь, лежу с закрытыми глазами - и ровно ничего. Сначала забылось выражение лица, а потом и черты стерлись.
- А портрета нет? - спросил Максутов.
Величать Мартынова по имени-отчеству было неудобно, но и короткое "ты" не получалось.
- Не оставила. Считает плохой приметой. С ней трудно.
- Маша - упрямая девушка, - согласился Максутов.
- Небось многим фрегатским вскружила голову?
- И не только фрегатским. - Максутов вспомнил Зарудного.
- Ну а тебе? - С наигранной свирепостью Мартынов так схватил его за борта расстегнутого сюртука, что затрещало сукно.
- Я, брат, не умею влюбляться с первого взгляда, - сказал Дмитрий.
- То-то же!
Мартынов отпустил его.
Весь день в доме есаула хлопали двери. Приходили друзья Мартынова познакомиться с Максутовым, услышать подробности из уст участника событий. Входили шумно, как в собственный дом, стряхивали с сапог и шуб снег. А снег падал уже третий день непрестанно, укрывая до окон деревянный домик вблизи рыночной площади.
Предсказания помощника правителя канцелярии не оправдались: к есаулу приходили приятные люди, с которыми Максутов легко знакомился. Если в Иркутске много такой молодежи, а в домах так тепло и уютно, то лучшего города невозможно себе и представить.
После утомительного путешествия по необжитым местам Иркутск, укутанный в мягкий светлый покров, с белыми садами, сизыми дымками, медленно ползущими из труб, и многоголосым пением колоколов, от которого Дмитрий уже отвык, наполнял сердце благодушным покоем. С первыми же морозами туман оседал мохнатым инеем на резных карнизах домов, на чугунных решетках, каменных и кирпичных выступах, на выпуклых буквах вывесок, на деревьях и оконных наличниках, придавая городу вид нарядный и сказочный. Максутову казалось, что и гости Мартынова приносили с собой частицу этого опрятного, светлого мира.