Русский флаг

- Как видите, мы не намерены терять и часа, - сказал Муравьев, принимая письмо из рук Максутова.

- А если неприятель учинит нападение весною? - спросил лейтенант.

- Что ж, пути господни поистине неисповедимы. У нас нет средств доставить среди зимы на Камчатку продовольствие и артиллерийское снаряжение. К тому же нужно получить благословение Адмиралтейства. Я надеюсь, что ваши энергичные представления в Петербурге окажут нам большую помощь.

- Я приложу все усилия, ваше превосходительство.

Максутов поднялся.

Муравьев осторожно взял его под руку и стал прогуливаться по пустынному кабинету, от одного рыцаря, закованного в латы, к другому. Полились жалобы на Петербург, на министров двора, на Горный и Азиатский департаменты.

- Нас не жалуют в Петербурге-с, считают крамольниками, фантазерами. Живем смирно, из повиновения не выходим, а условия таковы, что уж лучше бы, как князю Гагарину, петлю на шею - и конец мытарствам, - свободной рукой Муравьев провел по горлу. - Гагарин помышлял отделить Сибирь от России. Удельным князем возомнил себя! Я же хочу одного - добра, процветания края. Но никому еще столько не вредили осторожные политики, никого они еще не донимали так, как меня. Им хороши были генерал-губернаторы, которые любили есть, пить, волочиться и наживаться! А я хочу разрабатывать железные руды, серебро, свинец, графит... Прошу дозволения добывать золото и употреблять его на укрепление Сибири и Камчатки, хочу обложить пошлиною охотских китов - легкую добычу чужеземцев - и сей доход употребить на тот же предмет. И что же? Всюду тычки и подножки. Горный и Азиатский департаменты заключили между собой союз и объявили меня в осадном положении. Пошли на меня войной, - конечно, кабинетною, чернильною, дипломатическою... Но разве может солдат, идущий на приступ, беречь свою жизнь! - Муравьев остановился и сказал проникновенно, убеждающе: - Милостивый государь! Если вы удостоитесь высочайшей аудиенции, я хочу, чтобы вы поведали его величеству о нуждах края, который, я надеюсь, никогда уже не будет безразличен вам. Государь неизменно интересуется мнением людей, лично побывавших в отдаленных местах империи.

Лейтенант слушал Муравьева молча, всем своим видом выражая согласие с ним и сочувствие его затруднениям. Муравьев унялся только, когда ощутил, что Максутов достаточно подготовлен к роли, которую ему придется сыграть в Петербурге.

- Еще один совет, лейтенант, - сказал он. - Если вам случится ехать не прямо, а с остановкою, скажем, в Ялуторовске или другом пункте, куда нередко влечет молодежь, сохраните это в тайне.

Муравьев понимающе улыбнулся. Максутов вспомнил любопытного помощника правителя канцелярии. Так вот оно что! Оказывается, роли распределены точно. Презираемый чиновник необходим высокому сановнику.

- Я еще не думал об этом, - солгал Максутов.

- Мой совет на всякий случай, - продолжал Муравьев. - Я и сам стараюсь облегчить участь несчастных страдальцев.

- Мне говорили об этом.

- Кто? - быстро спросил Муравьев.

Максутов замешкался ответом.

- Не хотите - не надо, ради бога!..

- Вячеслав Иванович Якушкин. И не только он.

- Суровость правительства ничем не оправдана, - веско заметил Муравьев. - Эти люди более не представляют собой опасности, они принадлежат прошлому. У двора и правительства есть более современные противники, - эти люди свободно расхаживают по петербургским улицам, издают журналы, возмущают чернь. Нищие, голодные студенты. Выскочки, осмеливающиеся поучать Россию. Этакое российское третье сословие... Вот о ком думать надобно. Освобождение декабристов нанесло бы ущерб новейшим подстрекателям. Пора забыть, пора и простить. Я ведь и сам стою за отмену крепостного состояния, - сказал Муравьев и поспешно добавил: - Но без потрясений в государстве. В этом пункте я решительно расхожусь с горячими головами...

Через час, поблагодарив Мартынова за гостеприимство, Максутов забрался в курьерский возок. Потеплело, и санная дорога испортилась. Это было неприятно, - он уже предвкушал удовольствие быстрой и покойной езды в санях. Но несмотря на тряску, он вскоре после переправы через Ангару у Вознесенского монастыря задремал. Сказалась бессонная ночь, проведенная в разговорах с Мартыновым.

Эти разговоры, привлекательный образ есаула и были самым дорогим, самым важным, что увозил из Иркутска лейтенант Дмитрий Максутов.

ЗИМА

I

Представление "Ревизора" все-таки состоялось.

В госпитальной зале настлали сцену, расставили стулья и скамьи. Зрители сидели прижавшись друг к другу, - такая теснота бывает только на нижних палубах речных пароходов да на барках, перевозящих переселенцев по Тоболу.

Это был театр без освещенного подъезда, без лож и галерей, без газовых рожков и сухого шуршания шелковых нарядов. Не было и суфлерской будки, и чиновник-суфлер прятался сбоку, за складками корабельной парусины. Жена судьи оказалась единственной обладательницей театрального бинокля. Какую непогрешимую веру в цивилизацию нужно было иметь, чтобы не забыть захватить с собой в Петропавловск эту красивую инкрустированную безделушку!