Русский флаг

Все-таки Магуду не повезло. Так всегда бывает с людьми, не знающими толком, чего они хотят. Если он хотел торговать, нужно было делать это спокойнее. В таком деле нахрапом не возьмешь и в один год состояния не наживешь. В Калифорнии, говорят, миллионы лежали под ногами, в готовых слитках. Даже дураку видно, бери лопату в руки и не спускай глаз с ружья. Пушная торговля требует ума, навыков, терпения. Нет, не меха были у него на уме! В последнее время парень свихнулся на мысли об Амуре. Далась же ему эта река! Как будто она лучше других рек или ведет прямо в рай. А если и ведет? Неужели такие, как Магуд, рассчитывают попасть в рай? Было бы просто свинством и на том свете находиться в одной компании с Магудом.

Бордман из Бостона должен Чэззу триста долларов. Прошлым летом Чэзз срочно отправил в Штаты партию мехов, закупленных Бордманом. Он выложил капитану судна свои денежки за провоз мехов. Было бы обидно уехать, не получив с гижигинского купца кровные доллары. К тому же Чэзз еще не решил твердо, уедет ли он. Нужно поглядеть, как дела у Росселя и К°, разнюхать настроение Бордмана. Чэззу есть что порассказать, но и их послушать полезно, — грамотей из Бостона за сто миль чует опасность, всегда все знает и умеет вовремя поставить точку. С такой головой можно заседать в конгрессе, а не торговаться до хрипоты с тунгусами и коряками. Намекают на дурную репутацию Бордмана… Ну, это, положим, вздор… Плохая репутация никогда не мешала деловому человеку. Разве в конгрессе заседают святые? Ничуть не бывало! Дело есть дело. А Бордман из Бостона — деловой человек.

Подъезжая к Гижиге, Чэзз вдруг с испугом подумал, что не найдет здесь ни приказчика фирмы Россель и К°, ни проныры Бордмана. В самом деле, а вдруг они уехали еще осенью, предоставив Чэзза мстительности Завойко? К чувству страха примешался голос корысти и трезвого расчета. Жаль долларов, увезенных Бордманом, но останься Чэзз здесь без всяких конкурентов один-два года — он бы удвоил свое состояние.

Бордмана он застал дома, в постели. Купец только что возвратился из Охотска и простудился в дороге. Он был, как всегда, вежлив, суховат и странно напряжен. Его лицо напоминало правильный треугольник, перевернутый основанием вверх. Плоская голова, покрытая черным жестким ежиком, и лицо, срезанное от висков к острому, мышиному подбородку, — лицо словно без скул, а нижняя челюсть как игрушечная. Острый, с горбинкой нос, маленький рот, изо рта торчит трубка. Темные бархатные глаза дополняли этот странный портрет. Особенно обманчивы глаза, — они умели казаться и добрыми, и грустными, и сочувственными, и даже любящими в ту самую минуту, когда их хозяин спокойно обдумывал, как удобнее спустить с вас шкуру.

Обменявшись с Бордманом ничего не значащими любезностями и получив с него триста долларов в обмен на расписку капитана, Чэзз издалека повел интересующий его разговор.

— Не могу ли я получить от вас рекомендательные письма в Бостон, мистер Бордман? — спросил он.

Бордман ласково посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Собираюсь прикрыть лавочку, — вздохнул Чэзз, состроив жалкую гримасу на рыхлом, ноздреватом, как тающий снег, лице.

— И выбрали Бостон?

— Да, мистер Бордман. Почему бы и не Бостон?! — сокрушенно сказал Чэзз. — Пора подумать о себе. Вы ухитряетесь создать себе какой-то уют в таком гиблом месте, как Гижига. А я, знаете, живу как собака…

Бордман постучал трубкой о спинку кровати, высыпал пепел на пол и стал не спеша набивать трубку.

— Грех сетовать на судьбу, мистер Чэзз! — сказал он, воодушевляясь. Мы пионеры великой цивилизации, и люди когда-нибудь воздвигнут нам памятник.

— Сомневаюсь, — пробурчал Чэзз. — А хотя бы и так! Мне наплевать. Меня на эти штучки не подденешь. Дайте мне письмо — и я уеду, ни разу не оглянувшись!

Маленькое лицо Бордмана исчезло в облаке табачного дыма. Из-за этой завесы раздался спокойный голос:

— Мистер Чэзз, я никогда не бывал в Бостоне.

Чэзз подождал, пока рассеется дым.

— Позвольте-е-е… — недоуменно протянул он. — Не пойму… Где, вы говорите, не бывали?

— В Бостоне, — повторил Бордман. В эту минуту его глаза излучали мягкую грусть. Они скорбели о том, что им не пришлось увидеть такой прекрасный город, как Бостон. — Официально я именуюсь Бордманом из Бостона. Хорошо звучит и очень удобно. Уверен, что из Бостона обо мне не сообщат ничего плохого. Вы твердо решили ехать? Продаете магазин, дом? Бордман впился глазами в Чэзза.

— Черт возьми, — развел руками Чэзз, — в последнее время не узнаю себя. Ехал к вам, проклинал свою судьбу, русских… Даже боялся, что не застану ни вас, ни приказчиков Росселя…

— Они действительно уехали, — сказал Бордман, снова утопая в душистом дыму.

Чэззу захотелось протянуть руки к тонкой шее Бордмана и душить его до тех пор, пока тот не выложит все, что у него на уме.

Вместо этого Чэзз жалобно спросил:

— Куда?

— К чукчам. Повезли всякий хлам, залежавшийся на складе. Надеются на богатый улов.

— Удачливые люди, — завистливо сказал Чэзз, — умеют из грязи делать Деньги!

Бордман промолчал.