Русский флаг

Сунцов присел на корточки, вытащил из выцветших казачьих штанов трубку и стал вдавливать в нее табак большим пальцем.

— Послушай, парень, — толкнул Магуд стрелка, — правда, что по Амуру корабли в море ходят?

Сунцов задумался.

— Не скажу. Не видел, — промолвил он протяжно. — Может, ходят, а может, плывут.

— А ваш транспорт?

— "Двина"?

— Да.

— Мы с озера Кизи.

— Кизи? — Такого Магуд не слыхал.

— Оттуда. Долго шли. И пешим ходом, и шлюпками, и кораблем.

— По Амуру?

— Всякое бывало. И амурской водицы попили, — сказал с достоинством Сунцов. — Теперь там крепости делаем…

Завойко вышел из-за укрытия. Сунцов вскочил и вытянулся, уставясь глазами на начальство. Поднялся и Магуд.

— Запомни, Магуд, — сказал Завойко с расстановкой, — шпионить станешь — выберу камень потяжелее, — он ткнул ногой носилки, — привяжу к шее и брошу в Авачинскую губу.

С Сигнальной горы открывалась панорама Петропавловска и берега. На берегу воздвигались две батареи: одна — направо, у Красного Яра, южнее всех остальных, Кладбищенская; другая — в основании кошки, самая крупная, на десять-двенадцать орудий. Кошечная батарея была главным замком на входных дверях порта, она защищала проход в Петропавловскую бухту.

С высоты Сигнальной горы было особенно ясно видно, как точен и правилен замысел Изыльметьева: он предложил загородить проход в бухту боном из скрепленных якорными цепями бревен, запасного рангоута и стеньги и поставить в бухте, за боном, "Аврору" и "Двину" левыми бортами, чтобы суда могли встретить неприятеля полным бортовым залпом. Пушки другого борта должны быть сняты и установлены на крепостных батареях.

Неискушенным юнцам и романтикам, подобным Пастухову, замысел этот представлялся созданием осторожного, недерзкого ума. Он обескрыливал фрегат, отвергая надежду на смелый маневр, абордажные схватки и преследование врага.

Море лениво плескалось у Сигнального мыса, набегая на отмель. На двадцатиметровой высоте строители батареи отбивали камень кирками и специальными молотами, изготовленными в портовых мастерских, расчищали площадку для пяти пушек — двух бомбических, двухпудового калибра, и трех обычных, тридцатишестифунтовых, стрелявших ядрами. Тут предполагалось разместить более шестидесяти человек, ядра и артиллерийское хозяйство. Работа подвигалась медленно. Люди с трудом вгрызались в красный, словно кровоточащий гранит.

Здесь находились лейтенант Гаврилов и наблюдавший за инженерной частью Дмитрий Максутов, который за день успевал по нескольку раз побывать на каждой из батарей.

— Сизифов труд, — признался Дмитрий Максутов, после того как Гаврилов отдал официальный рапорт и Завойко перешел на дружеский тон. — Долбим скалу с усердием необыкновенным. Еще немного усилий — и мы окажемся по ту сторону земного шара, в каменном Кронштадте.

— Я бы не советовал вам, Дмитрий Петрович, появляться там в таком виде, — заметил Изыльметьев.

Максутов посмотрел на свои сапоги, покрытые пылью, на измятый мундир и начал торопливо застегивать пуговицы.

— А что касается сизифова труда, — продолжал капитан, — вы неправы. Труд Сизифа — бессмысленный труд, унижающий человека и самое понятие о человеке как о разумном существе. Нам же с вами хорошо известна цель работ.

— Понимаю, — сокрушенно вздохнул Максутов и сказал с подкупающей искренностью: — Я вполне научился жить интересами этого захолустья, да извинит меня господин губернатор…

— Нет, голубчик, — возразил с притворной строгостью Завойко, — не извиню и Ивана Николаевича попрошу не прощать вам всяческого вольнодумства.

Максутов посмотрел на Завойко, затем на многоверстный, скрывавшийся в тумане простор Авачинской губы и сказал с тоскою в голосе:

— Что ж, казните, если угодно, но и мне иногда думается, что нам здесь нечего делать, хотя обстоятельства и привязывают нас к Камчатке.

III

Если бы кто-нибудь поручился, что на Камчатке соединенная эскадра найдет "Аврору", упущенную в Перу, Дэвис Прайс немедленно приказал бы поднять паруса и взять курс на север, к берегам России.

Положение адмирала было очень сложным.

За евангелическими речами министров королевы Виктории Прайс без труда угадывал действительные цели британской политики на Дальнем Востоке. Моряк и человек коммерции, он внимательно следил не только за военно-дипломатическими шагами английского правительства, но и за возрастающей экспансией Соединенных Штатов в районе Тихого океана. Более того, он с горечью видел, что по крайней мере в северном районе Тихого океана янки решительно опережают медлительное, по мнению Прайса, английское правительство. Многочисленные силы Англии приковал к себе азиатский материк: военные корабли Ост-Индской морской станции были заняты Китаем, огромной, непокорной, свободолюбивой страной.