Дрожащими от страха руками надел Дмитриев свой новый полковничий мундир, и вместе с полицмейстером вышел из комнаты.
В сенях уже был поставлен часовой.
У ворот стояла полицмейстерская карета, в которую Чулков и усадил полковника.
«Господи, Боже мой! — думал про себя несчастный. — Что со мной будет? Вот тебе и отставка, вот тебе и отдохнул!».
Карета быстро неслась и вскоре остановилась на углу адмиралтейства, против первого дворцового подъезда. Выскочив из кареты, полицмейстер сказал:
— Ждите меня здесь, сударь! Я скоро вернусь.
С этими словами он побежал и скрылся в дворцовом подъезде.
Прижавшись в уголке, бедняга полковник мог созерцать красивое зрелище вахтпарада, происходившего на площадке перед дворцом. Но это зрелище, хотя и совершенно новое для него, было ему крайне неприятно. К тому же был жестокий мороз, а он сидел в карете в одном мундире и тонком канифасовом галстуке. Бедный полковник напрасно ломал себе голову, стараясь отгадать причину столь внезапного и необыкновенного происшествия…[21]
В это время в подъезде показался полицмейстер и махнул платком. Карета подъехала.
— Выходите, сударь!
Дрожа от холода и страха за неизвестное будущее, бедняга поскорее вскочил в теплый подъезд, и вдруг столкнулся со своим сослуживцем штабс-капитаном Лихачевым. Лихачев наклонился к нему и тихо спросил:
— Не знаете, зачем нас привезли?
— Прошу не разговаривать и помнить, что вы сейчас предстанете перед государем! — вмешался следивший за ними полицмейстер.
Сослуживцы смущенно замолчали.
— Пожалуйте за мной! — пригласил их Чулков и стал подниматься по лестнице.
Думая, что их проведут пустыми комнатами мимо часовых прямо в кабинет государя, Дмитриев и Лихачев шли довольно спокойно. Но с первых же шагов во внутренние покои они были поражены неожиданным зрелищем. Масса военных и статских чиновников, вельможи, придворные в расшитых золотом мундирах стояли вдоль анфилады комнат, по которым им пришлось идти.
В самом конце анфилады стоял государь, окруженный офицерами и генералами. Это была комната, где обыкновенно отдавались пароль и императорские приказы, так называемая «приказная комната».
Вновь вошедшим император приказал встать против себя. Затем, обращаясь ко всем присутствующим, громко произнес:
— Неужели между вами, господа, я имею изменников?
Мгновенно все зашумели, задвигались. Послышались восклицания:
— Нет, государь! Между нами нет изменников! Мы рады умереть за тебя!
Ни живы, ни мертвы, стояли Дмитриев с Лихачевым. Они смутно догадывались, что изменниками император считает почему-то их. Но, не зная за собой никакой вины и увлеченные общим порывом, они тоже принялись громкими криками выражать свои верноподданнические чувства.
Император Павел был тронут до слез этим общим порывом в изъявлении верности. Но затем вдруг вынул и стал читать письмо, лежавшее до того у него в шляпе:
— «Всемилостивейший государь, смиренный раб твой, по верности своей доносит, что Семеновского полку полковник Дмитриев и оного же полку штабс-капитан Лихачев замыслили посягнуть на твою жизнь…»
— Имени не подписано, — продолжал Павел, — но я поручил военному губернатору отыскать доносчика.
Затем, обращаясь к стоявшим в полнейшем отчаянии семеновцам, он добавил:
— Ему на руки я вас отдаю. Хотя мне и приятно думать, что все это клевета, но со всем тем я не могу оставить такой случай без уважения. Господа! Должен ли я сему верить? — со слезами в голосе обратился Павел ко всем присутствующим.
При виде плачущего государя в комнате раздались рыдания; все бросились к нему, стали целовать его одежду…
Когда все, наконец, успокоилось, и все пришло в прежний порядок, Павел отпустил Дмитриева и Лихачева, ласково поклонившись им на прощанье.
Военный губернатор Архаров кивнул им головой, и они вышли из комнаты.
— Что теперь будет с нами? — шепнул Дмитриев Лихачеву.
— Да, по всей вероятности, в Сибирь прогуляемся, — мрачно ответил тот.
В передней комнате Архаров сдал обоих сослуживцев полицмейстеру, который и отвез их в дом военного губернатора.
«Вот тебе и вышел в отставку», — подумал несчастный Дмитриев, очутившись под арестом.
Однополчане окончательно упали духом, и первый день ареста провели, молча забившись по углам, думая каждый про себя невеселые думы.
На другой день рано утром дежурный по караулу офицер сообщил им приятную новость.
— Радуйтесь, господа! Доносчик-то ваш нашелся.
И. заметив просиявшие лица заключенных, продолжал:
— Наш Архаров от природы сметливого ума и опытный в полицейских делах человек. Он сделал распоряжение немедленно забрать и пересмотреть все бумаги, какие найдутся у ваших служителей, не забыв перешарить и все их платье… Что же вышло, как вы думаете?
Офицер сделал паузу.
— Рассказывайте! Не томите! — закричали в один голос Дмитриев с Лихачевым.