Павел однажды утром срочно послал за генерал-прокурором Петром Хрисанфовичем Обольяниновым. Когда тот вошел в кабинет, то увидел, что государь в страшном гневе широкими шагами ходит по кабинету.
— Возьмите от меня вора! — выкрикнул Павел.
Обольянинов стоял в недоумении.
— Я вам говорю, сударь, возьмите от меня вора!
— Смею спросить, ваше величество, кого?
— Барона Васильева, сударь. Он украл четыре миллиона рублей.
Обольянинов начал было защищать этого славившегося честностью государственного казначея, получившего впоследствии титул графа и служившего министром финансов.
— Знаю, что вы приятель ему! — перебил Павел. — Но мне не надобно вора. Дайте мне другого государственного казначея!
— Ваше величество, извольте назначить сами, мне не на кого указать. Или, по крайней мере, дайте подумать несколько дней.
— Нечего думать, назначьте сейчас и приготовьте мой указ Сенату.
— Ваше величество, указом нельзя сделать хорошего государственного казначея.
— Как ты осмелился сказать, что мой указ не сделает государственного казначея?!
С этими словами император схватил Обольянинова за грудь и так толкнул, что тот отлетел к стене. Генерал-прокурор считал себя погибшим, губы его шептали молитву.
Но Павел опомнился и начал успокаиваться.
— Почему же вы, сударь, защищаете барона Васильева?
— Потому что я уверен, что он не способен на подлое дело.
— Но вот его отчет. Смотрите, тут недостает четырех миллионов!
Обольянинов прочитал и убедился, что действительно пропали четыре миллиона рублей.
— Ваше величество изволили справедливо заметить. Но никогда не должно осуждать обвиняемого, не спросив прежде у него объяснения. Позвольте мне сейчас съездить к нему.
— Поезжайте, и от него тотчас опять ко мне. Я с нетерпением буду ждать его объяснения.
Обольянинов отправился. Вышло, что в отчете государственного казначея были пропущены четыре миллиона на какие-то чрезвычайные расходы, которые Павел сам приказал не вносить в общий отчет, а подать о них особую записку.
— Доложите государю, — сказал Васильев, — что представил эту записку еще прежде отчета, и его величество, сказав, что прочтет ее позже, изволил при мне положить ее в шкаф в кабинете.
Обрадованный Обольянинов поскакал назад и доложил об услышанном. Павел ударил себя рукой по лбу и указал на шкаф.
— Ищите тут!
Записка была найдена, и все прояснилось к чести государственного казначея. Павлу стало весело и совестно.
— Благодарю вас Петр Хрисанфович, — что вы оправдали барона Васильева и заставили меня думать о нем, как о честном человеке. Возьмите Александровскую звезду с бриллиантами и отвезите ее Васильеву. И объявите ему, что я, сверх того, жалую ему пятьсот душ крестьян.
Меню
Изгоняя роскошь и желая приучить подданных к умеренности, император Павел назначил число кушаний по сословиям, а у служащих — по чинам. Майору определено было иметь за столом три кушанья. Яков Петрович Кульнев, впоследствии генерал и прославленный партизан, служил тогда майором в Сумском гусарском полку и не имел почти никакого состояния. Император, увидев его однажды, спросил:
— Господин майор, сколько у вас за обедом подают кушаний?
— Три, ваше императорское величество.
— А позвольте узнать, какие?
— Курица плашмя, курица ребром и курица боком, — отвечал Кульнев.
Все милости — от царя
Юрий Александрович Нелединский был одним из любимейших статс-секретарей императора. Он удостоился благоволения монарха знанием дела и смелостью, с которой всегда говорил правду Павлу. Однажды Нелединский докладывал государю об отличных действиях рязанского гражданского императора Ковалинского.
— Его надобно наградить! — сказал государь. — Что делалось раньше в подобных случаях?
— Самая большая награда — орден Святой Анны 1-й степени, а меньшая — бриллиантовый перстень
— Что же мы дадим?.. Пусть решил жребий. Сделай два билета и напиши на одном — орден, а на другом — перстень.
Нелединский исполнил повеление.
— Кто же будет выбирать? — спросил Павел.
— Ваше величество. Вы — царь, и все милости должны от вас истекать.
Павел наудачу один билет, развернул его и прочитал: «Орден». Тут он на миг задумался, развернул второй билет и прочитал то же самое «орден». Император погрозил Нелединскому пальцем и с улыбкой промолвил:
— Юрий! Так ты сплутовал?.. — И поцеловав его в лоб, добавил: — Обманывай меня так всегда. Разрешаю.
Разорвал указ
Однажды, приехав в Сенат, Д.П. Трощинский увидел подписанный императором Павлом указ о новом, особенно тягостном налоге. Живо представив себе, какой ропот он произведет против горячо им любимого монарха, Трощинский не мог удержать порыва своих чувств, разорвал императорский указ и уехал домой. Здесь он приказал уложить свои драгоценности в карету, оделся в дорожное платье и стал ждать приказа отправляться в ссылку. Этого приказа, однако, не последовало. Вместо него явился посланный из дворца звать Трощинского к государю. Подобный вызов не предвещал ничего хорошего, но делать нечего — надо предстать пред грозные очи императора.
Трощинский, хотя и бледный, но твердой походкой вошел в кабинет Павла.