Недостаточной постановкой такой критической проблемы объясняется коренящаяся в глубокой древности и широко распространенная доныне вера в то, что в пределах земных государственных форм может быть достигнуто конечное царство земного блаженства, последний идеал земной общественной жизни. Идейные корни этой «утопии земного рая», мыслимой в образе земного государства, лежат в древних языческих представлениях о государстве как о самом совершенном человеческом обществе. Воззрения эти, одинаково свойственные Востоку и Западу, владели человечеством в течение целых тысячелетий и определяли политические судьбы целых народов и культур. Причем в истории можно различать два аспекта этих воззрений — консервативный и революционный. Первый абсолютизирует и идеализирует существующие государственные учреждения, считая их непосредственным отражением совершенного Божественного порядка. Классическим образцом такого рода идей можно считать учение Конфуция, которое на долгое время стало официальной философией срединной империи. Для Конфуция, так же, как и для Гегеля, существующее государство есть выражение самой абсолютной идеи, воплощение на земле царства абсолютного добра. В той или иной степени подобный взгляд на государство был свойствен всем языческим представлениям о монархии как о Божественном установлении, отражающем в себе черты владычества верховного начала в мире. В своеобразной формулировке мы находим его в античной классической политике у Платона и Аристотеля, для которых власть государства была проявлением общего космического порядка власти и подчинения. «Элемент властвования и элемент подчинения», как учил Аристотель, «сказывается во всем, что, будучи составленным из нескольких частей, непрерывно связанных одна с другой или разъединенных, составляет нечто целое. Это общий закон природы, и как таковому ему и подчинены существа одушевленные»[679]
. Поэтому, когда в своей метафизике Аристотель приступает к определению понятия принципа или причины, он в качестве примера называет тот произвол, благодаря которому существует в государстве власть царей или тиранов; когда он говорит о власти души над телом, он уподобляет ее власти правителя над государством и также Бога над миром[680]. Воззрения эти переходят и в христианскую политику, для которой власть государства зачастую была также проявлением общего космического порядка власти и подчинения. «Мир тела, — говорил Августин, — есть упорядоченное расположение частей. Мир души неразумной — упорядоченное успокоение порывов. Мир души разумной — упорядоченное согласие суждений и действий. Мир тела и души — упорядоченная жизнь и благосостояние существа одушевленного. Мир человека смертного и Бога — упорядоченное в вере под вечным законом повиновение. Мир людей — упорядоченное единодушие. Мир дома — упорядоченное относительно управления и повиновения согласие сожительствующих. Мир государства — упорядоченное относительно управления и повиновения согласие граждан. Мир небесного государства — самое упорядоченное и единодушнейшее общение в наслаждении Богом и взаимно в Боге. Мир всего — спокойствие порядка»[681]. Это учение об универсальном порядке, изображающее весь мир как некое универсальное государство, послужило основой всей средневековой политики. По правильному замечанию Гирке, политические идеи средневековья исходили из идеи теологически упорядоченного мирового целого, в которое государство и отдельные люди входят, как части[682]. Целое это связано некоторой единой гармонией, повторяющейся на отдельных ступенях космоса, одинаково звучащей и в большом, и в малом. Поэтому каждое отдельное существо есть малый мир, микрокосм, в котором воспроизводится все, происходящее в великом мире, мыслимом по образу универсального государства. Можно сравнивать отдельные части этого мира — и везде мы найдем нечто подобное: в космосе найдем элементы человеческого государства, в государстве — элементы космоса.