Русский Newsweek №41 (308), 4 - 10 октября 2010 года

Академик РАМН Павел Воробьев, изучив по просьбе Newsweek этот список, назвал его «людоедским». Онколог Даниил Строяковский — «иезуитским». Практически все перечисленные в нем болезни должны быть в терминальной стадии, когда больному остались считанные недели или даже дни. Ни о какой специализированной, тем более высокотехнологичной помощи в СИЗО или тюремных больницах речи нет. А именно она нужна при онкологии, эндокринологии, гематологии в более ранней стадии, чем терминальная, поясняет Воробьев. «Нетерминальных больных раком будут арестовывать и дальше, их участь никак не облегчена, более того, ее даже утяжелили, не оставив им ни малейшего шанса», — считает онколог Строяковский. «Речь идет о подозреваемых, чья вина еще не доказана, — возмущен академик Воробьев. — В конце концов мы же не стая шакалов, дожидающаяся, когда более слабый умрет...»

ПОСЛАБЛЕНИЯ НЕТ

«Отходим от дверей, построились!» — командует надзиратель. Двери на замке, на окнах решетки, в больничных палатах камерного типа максимум шесть человек. Чтобы попасть в больницу «Матросской тишины», арестанты других столичных СИЗО ждут очереди порой полгода и больше. В палате №742, где лежит Владимир Поздняков, всего три человека, там чисто и светло. Он почти не встает с кровати. Врачи уговаривают его сделать гистологию — сдать кусочек опухоли на исследование и документально подтвердить, что рак у него в термальной стадии. Тогда по суду он сможет выйти на свободу. Но Позднякову на воле идти, похоже, некуда. «У меня есть родственники в Санкт-Петербурге, но звонить им не надо», — шепчет он и прячется с головой под одеяло. Услышав про гистологию, он начинает плакать. «Понимаете, мне больно, я боюсь, — чуть слышно говорит он. — У меня до сих пор кровь идет после прошлой [гистологии], которая была летом».

У Михаила Шелеснова из соседней палаты миокардический кардиосклероз, ишемическая болезнь сердца, кистоз почек и гипертоническая болезнь третьей степени. До ареста он практически не покидал больницу. Шелеснова обвиняют в контрабанде, в СИЗО он уже три месяца. Его адвокаты настаивали на залоге в 5 млн рублей и дальнейшем лечении в специализированной клинике. Но суд отправил его на нары. «Следователь мне так и сказала: сдохнешь в тюрьме и ладно», — говорит Шелеснов правозащитнику Валерию Борщеву из ОНК Москвы. С начала года в «Матроске» умер 21 человек. Борщев обещает Шелеснову помочь — подготовить ходатайство об изменении ему меры пресечения. По данным Борщева, после обращений комиссии в 30% случаев судьба арестантов улучшается, хотя «до гибели Магнитского и Трифоновой на них практически не обращали внимания».

Правозащитники приходят с проверками в СИЗО практически каждую неделю. «Стресс от ареста, сами условия следственного изолятора могут подкосить даже самого здорового. Что уж говорить о больных — их лечить надо, а не гноить в тюрьме», — уверен Борщев. Список заболеваний надо сильно «облегчать», с этим согласен и начальник больницы СИЗО «Матросская тишина» Сергей Мазуров. «Пусть тех же онкологических больных запретят арестовывать хотя бы с третьей стадией, когда еще можно что-то сделать», — говорит Мазуров. То же относится и к инсулинозависимым диабетикам, и к больным гематологическими и эндокринными заболеваниями — их всех нужно лечить в специализированном стационаре, уверен он. Условия в СИЗО гораздо хуже, чем на зоне. Эндокринологические, так же как и неврологические пациенты, всегда очень тяжелые, их раз в неделю нужно контролировать. Между тем в этом списке нет многих болезней — например, тяжелой формы остеопороза или несахарного диабета, — которые в условиях тюрьмы у людей старше 50 лет развиваются гораздо быстрее и вызывают адские боли и судороги.

«Никакого реального послабления для подозреваемых нет», — констатирует судмедэксперт Леонид Петров, он занимается оказанием медицинской помощи наркозависимым и ВИЧ-инфицированным в местах лишения свободы. От момента задержания до решения суда о выборе меры пресечения может пройти до трех суток. Для ВИЧ-инфицированных, принимающих антиретровирусную терапию, они могут стать роковыми: сбой в приеме или замена лекарства сводит на нет все лечение. «Если слепо следовать предложенным критериям, то нельзя брать под стражу или держать в местах лишения свободы только тех больных, у которых ближайший медицинский прогноз для жизни — это смерть, и еще тех, которые не могут жить без постороннего ухода», — поясняет Петров.

«БУДУТ КОСИТЬ ПОД ПСИХОВ»