Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Как диаметральная противоположность типу капиталиста и противник свободного оборота денег, типаж «скупца» часто фигурирует в общественно-аналитических текстах XIX века: один из экономистов-теоретиков 1860‐х годов утверждал, что скупка ценных металлов, в противоположность абстрактным принципам инвестиций, удовлетворяет природную психологическую склонность людей к накоплениям. Поэтому, с его точки зрения, современную нехватку капитала можно считать результатом широко распространившейся практики скопидомства: «Одни только экономисты называют благородные металлы товарами и считают их нисколько не выше дегтя, сала, пеньки и всякого другого продукта. Какая страшная профанация!»[595] Несколько лет спустя Карл Маркс опишет тип «созидателя сокровищ», который «приносит потребности своей плоти в жертву золотому фетишу», как социально-экономический феномен в своем рассуждении об общественных законах экономики в «Капитале», первый том которого был переведен на русский – раньше, чем на другие иностранные языки, – в 1872 году

[596].

В трудах Маркса при анализе накопительства как деятельности, которая сопротивляется обращению денег как капитала, фигура скупца описывается как атавизм в «капиталистическом способе производства»[597]

. Маркс также проводит параллель между накопительством и религиозным аскетизмом – связь, которую подразумевает и Достоевский. Когда Мышкин навещает дом Рогожина, рассказчик отмечает, что это типичный дом, в котором обычно обитают купцы, и что в нижних этажах таких домов часто живут скопцы, которые занимаются обменом денег. Настасья Филипповна потом также отмечает явную связь между аскетами-процентщиками и Рогожиным. Настаивая, что он пойдет по стопам отца, она предсказывает: «стал бы деньги копить, и сел бы, как отец, в этом доме с своими скопцами; пожалуй бы, и сам в их веру под конец перешел, и уж так бы ты свои деньги полюбил, что и не два миллиона, а, пожалуй бы, и десять скопил, да на мешках своих с голоду бы и помер»[598]. В ее словах содержится предположение о графическом сходстве между словами «скопец» и «копить», которое, в свою очередь, устанавливает связь между деньгами, религиозным аскетизмом и бесплодием

[599]. Скупец хранит свои миллионы в запертых сундуках, вместо того чтобы вкладывать их в экономику и приумножать. Хотя Рогожин с его бешеными тратами и не кажется примером типажа аскетичного скупца, его образ окружают знаки, указывающие, что его жизнь окончилась бы именно так, если бы он не оказался в Сибири.

Семья Рогожиных – наиболее яркие представители купеческого сословия в романе, однако в «Идиоте» присутствует еще одна купеческая семья, которой отведена важная роль (хотя это становится ясно не сразу) в сцене именин Настасьи Филипповны. На именинах среди прочих шокирующих поступков и заявлений гостей Мышкин к удивлению всех присутствующих объявляет, что он тоже очень богат и может соперничать с другими за руку Настасьи Филипповны. Это поразительный поворот в сюжетной линии Мышкина: в первых главах романа он фигурировал как персонаж, столь отвлеченный от экономической реальности, что другим героям казалось невозможным, чтобы у него были хоть какие-то деньги. Во время первой встречи с Мышкиным Ганя говорит ему: «Вам лучше бы избегать карманных денег, да и вообще денег в кармане»[600]

. Как объясняется позднее, состояние Мышкина должно перейти к нему путем сложных наследственных схем. Чтобы объяснить это неожиданное развитие сюжета, Птицыну приходится подробно описать обстоятельства, в результате которых Мышкин внезапно становится владельцем огромного состояния. Целый абзац уходит на то, чтобы рассказать эту историю со всеми сложными подробностями. Читатель узнает, что у Мышкина была тетя, о которой он раньше не знал, – недавно скончавшаяся дочь московского купца Папушина, умершего «в бедности и в банкротстве»[601]. Однако у Папушина был старший брат, тоже недавно скончавшийся, владелец огромного состояния. В недавнем времени также скончались оба сына этого богатого Папушина, оставив его без наследников. «Это так его поразило, что старик недолго спустя сам заболел и умер»[602]. Так как этот богатый купец был вдовцом, его единственной наследницей оказалась старуха, тетка Мышкина, которая, несмотря на болезни, сумела отыскать Мышкина и признать его своим наследником, перед тем как самой стать звеном этой цепи денежных операций. Кажется, что роман сопротивляется собственной установке на правдоподобность, когда автор пытается материально обеспечить Мышкина: пять человек вводятся в повествование, только чтобы умереть, передав состояние никому не известного московского купца Мышкину[603]. И тем не менее, каким бы неправдоподобным ни было наследство Мышкина, оно все же устанавливает финансовую и юридическую связь между князем, на первый взгляд далеким от практических требований современной российской жизни, и купеческим наследством.