Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Богатство Мышкина обеспечено не спекуляциями на биржевом рынке или инвестициями в лотерейные облигации. Вместо этого целое генеалогическое древо купеческой семьи призвано объяснить, как он получил деньги, которые позволяют ему соперничать с другими поклонниками Настасьи Филипповны. И в самом деле, тот факт, что богатство Мышкина достается ему по наследству, а не по стечению финансовых обстоятельств или благодаря какому-нибудь внезапному подарку судьбы, особенно значим. Унаследованное богатство связывает Рогожина и Мышкина друг с другом, подчеркивая, что роль, какую они играют в обществе, быстро уходит в прошлое. Их финансовая зависимость от унаследованных состояний становится аллегорией сословной принадлежности, которая также передается по наследству. Епанчин и Тоцкий, напротив, обязаны статусом и ролью в современном обществе не наследным связям, а только своей финансовой прозорливости. Повествовательная траектория романа обеспечивает будущее этих успешных капиталистов, чья классовая принадлежность определяется уровнем экономического влияния. Купцов же, обремененных наследными связями с прошлым, она обрекает на скорое исчезновение.

Из подробного монолога, в котором Птицын объясняет, откуда у Мышкина взялись деньги, становится ясно, что сам Мышкин – внук купца по материнской линии, хоть и не очень значительного, третьей гильдии[604]. С другой стороны, благородное происхождение Мышкина по отцовской линии связывает его с другими обедневшими дворянскими семьями и их зависимостью от прочих сословий в романе. Так как почти все деньги в «Идиоте» принадлежат либо капиталистам, либо купцам, Мышкину тоже приходится стать частью этой типологии, чтобы получить свои деньги и вместе с ними ведущую роль в повествовании. В некотором смысле, будущая связь Мышкина с купечеством предопределена в самой первой сцене романа, в поезде, возвращающемся в Санкт-Петербург, где Мышкин знакомится с Рогожиным. Как только эта связь закрепляется купеческим наследством, Мышкин начинает участвовать и в сюжетной линии экономической борьбы. Унаследовав состояние от московских купцов, он наследует также и их судьбу.

Естественно, что параллели между образами Мышкина и Рогожина не абсолютны – например, князь не отличается скупостью. Тем не менее постепенно накапливающиеся подробности все более тесно связывают Мышкина с Рогожиным и наделяют его чертами, типичными для купеческого сословия. Как только новость о неожиданном обретении Мышкиным наследства становится известна «обществу», которое в романе описывается как консолидированное, в частности, непрестанно циркулирующими сплетнями, в «одной еженедельной газете из юмористических»[605]

также появляется статья о князе. В этом пародийном пересказе событий из жизни Мышкина подчеркивается, что наследство досталось ему от «одного из родственников его матери (бывшей, разумеется, из купчих), старого бездетного бобыля, купца, бородача и раскольника»[606]. Эти подробности, которые не были упомянуты в рассказе Птицина, семантически связывают семью князя с семьей Рогожина. Мышкин получает свое состояние, как утверждается в статье, от еще одного бесплодного старообрядца, который копил миллионы и хранил их наличными, никак не используя их экономический потенциал. И, как и Рогожину и всей семье умерших Папушиных, Мышкину также отказано в будущем.

Мир, существующий за пределами художественного времени романа, принадлежит только капиталистам. В романе они наиболее ярко фигурируют в начальных главах, существенная часть которых отведена на то, чтобы ввести их в повествование. Что характерно, в этих главах приводится также и подробный список их предпринимательской деятельности и источников богатства. И Тоцкий, и Епанчин активно занимаются подчеркнуто передовыми типами экономической деятельности. Тоцкий представлен читателю как «раскапиталист, член компаний и обществ» (так его описывает Лебедев)[607]. Его образ ассоциируется с такими заимствованными терминами, как глагол «эксплуатировать». Использованное Достоевским в романе середины 1860‐х годов, это слово казалось столь неуместным, что Владимир Даль описал его производное как «крайне неуклюжее»[608]

. И Тоцкий, и Епанчин рассматривают скорое объявление о бракосочетании Настасьи Филипповны как экономический факт, рассуждая о нем в сухих экономических терминах: они планируют «эксплуатировать» страстные чувства Гани «в свою пользу и купить Ганю продажей ему Настасьи Филипповны в законные жены»[609].