Русский Сюжетъ

Шаховской оказался в одном из самых гиблых мест – в Туруханске. В отличие от большинства декабристов, живших вместе коммуной и тем спасавшихся, у князя Федора Петровича здесь оказался лишь один товарищ – Н.С.Бобрищев-Пушкин. Богатая родня бросила его на произвол судьбы, и, если бы не Шаховской, регулярно получавший помощь от Натальи Дмитриевны, Бобрищев-Пушкин умер бы с голоду. Когда же он заболел психическим расстройством, князь с самым нежным участием ухаживал за ним. Бобрищева-Пушкина в конце концов поместили в больницу, а Шаховской остался совершенно один. Письма сюда приходили раз в два месяца.

В невыносимых условиях этого края, где морозы достигали 50 градусов, а летом мучила адская жара, князь не оставил своих агрономических и хозяйственных опытов, привлекал к ним местное население, чем страшно раздражал начальство. Его перевели в Енисейск. Вещи, присланные Натальей Дмитриевной, которая старалась учесть пристрастия мужа, помогли ему устроиться на новом месте. Он получил книги, ящик с красками, даже гитару в футляре и писал своей обожаемой жене, что пытается заполнить день до отказа, делает переводы с французского, составляет краткую грамматику русского языка. В нем наперекор всему не пропадала страсть к самосовершенствованию, к деятельной, полезной жизни.

«Вот еще письмо от тебя, нежный друг мой! – пишет он жене. – Благодарю тебя, что ты так часто пишешь, отрада получать весть о тебе и милых детках...»

С благоговением перебирал он то, что присылала Наташа, то, чего касались ее руки: туалетные принадлежности, готовальню с серебряным циркулем, часы, разную посуду, самовар, утюг. Во всем сказывалось ее стремление скрасить горькую участь мужа.

И все же никакие занятия не спасали Федора Петровича от страшной тоски по семье, по Наташе, любящей и любимой. Не встречая с ее стороны ни слова упрека, он тем не менее казнил себя сам, с горечью думая о детях, – сиротах при живом отце. Верующий человек, он находил утешение в религии. Князь постоянно ходил в храм, взял на себя обязанности церковного чтеца, пел на клиросе.

И все-таки фатальный исход этой изломанной судьбы был предрешен. В июне 1828 года гражданский губернатор сообщил в Третье отделение, что государственный преступник Шаховской сошел с ума. Как только Наталья Дмитриевна узнала о случившемся, она подала прошение на имя государя, чтобы ей дозволили ехать к мужу.

Скажем кратко: условия были поставлены Наталье Дмитриевне заведомо неприемлемые. Лишенная возможности облегчить участь мужа, она возбудила перед государем новое ходатайство: поселить несчастного «в одной из отдаленных от столиц деревень». Просьба была отклонена. Николай I разрешил перевести больного в европейскую Россию, но с условием, что он будет отбывать срок в качестве заключенного в одном из суздальских монастырей...

* * *

В это же время решалась и судьба Анастасии Якушкиной. Ожидание превратилось в медленную пытку еще и потому, что отказ мог поступить с двух сторон: от царя и от мужа. Кажется, последнего Анастасия Васильевна боялась больше. Месяц за месяцем проходил между молотом и наковальней. Осенью 1829 года она в очередной раз умоляет мужа: «Разреши мне приехать и разделить твои страдания, твои несчастья, и они покажутся тебе легкими, разделенные с женщиной, которая тебя любит. Не думай, однако, что эта женщина все тот же капризный ребенок, каким ты ее знал когда-то. Нет, это разумное существо, женщина сложившаяся, положительная, умоляет тебя о милости и страшится ее не получить...»

Эта искренняя, страдающая душа не умеет ничего скрыть, не умеет притворяться, она вся как на ладони, с единственным желанием – приехать к мужу в Сибирь. Умоляет только об одном: не говорить «нет». Это убьет ее.

На этот раз, понимая, что дочь подошла к страшной черте, Надежда Николаевна, не пропускавшая ни одной почты к зятю, написала Якушкину: «...Отказом не сделай, как она говорит, свое и ее несчастье».

И Якушкину не остается ничего другого, как сдаться. Какое ликование на Воздвиженке! «Как бы я хотела уже быть в дороге, если бы получила так долго ожидаемые бумаги, – пишет Якушкина мужу. – Дай Бог, чтобы их уже иметь»,

Одна радость потянула за собой другую. На прошение Якушкиной «Государь Император отозваться соизволил, что исполнение сего желания ей не возбраняется». Царь разрешил!

...Однажды Анастасия Васильевна в письме мужу заметила: ее еще в детстве не оставляло чувство, что она будет очень несчастлива. Похоже, это предощущение сбывалось.

Когда все уже было готово к отъезду, заболел младший сын. Время отъезда, означенное в бумагах, истекло. Разрешение на выезд было отозвано обратно...

* * *

Князя собирались везти в Суздаль. Была составлена «опись имущества государственного преступника Федора Шаховского», и в Красноярске устроили аукцион-распродажу. Кто-то купил томик Пушкина, кто-то – медные кастрюли, утюг, «зажигательное стекло в черепаховой оправе» и прочее.