Русское общество и наука при Петре Великом

Впрочем, и Московское государство не осталось чуждым тем рационалистическим веяниям, которыми так отличался XVII век в Европе. Идеи не сдерживаются пограничными барьерами и таможенными заставами; они передаются как бы какими-то воздушными волнами и обладают способностью заражать умы, отстоящие на далеких расстояниях друг от друга. Они начинают проникать к нам с эпохи Возрождения и Реформации, сначала в виде протестантских учений или религиозного вольнодумства. Позже приходят в Москву рационалистические идеи столь пышным цветом расцветшей на Западе политической философии; вопросы о происхождении государства, о его целях и задачах, о значении государственной власти, о взаимоотношениях власти и подданных и тому подобные решаются в духе рационалистической философии. Идеи Гоббса и Локка, Гроция и Пуффендорфа не только становятся известными, но и делаются руководящими принципами. Чтобы объяснить, например, новый изданный в 1722 году закон о престолонаследии и чтобы убедить русское общество в разумности и пользе этого закона, Феофан Прокопович, – церковный деятель протестантствующего направления и публицист, к перу которого Петр постоянно прибегает для объяснения своих дел народным массам, – Феофан Прокопович пишет обширный трактат со ссылками на всех корифеев современной ему западноевропейской политической философии. Эти имена были известны тогда, конечно, очень небольшому кругу лиц в России: но их идеи владеют умами уже гораздо более широкого круга, и сам Петр всецело проникнут рационалистическим духом своего времени. Он ломает старый порядок, державшийся исторической традицией, восходящей своими корнями к глубине веков и потому не всегда поддающейся разумному объяснению, и строит новый порядок, основанный на разуме. Он борется «с глупостью и недознанием невежд» и рационалистически во имя разума стремится разрешать разнообразные крупные и мелкие ежедневно возникающие перед ним вопросы, начиная от государственного строя и высших соображений внешней и внутренней политики и кончая мелочами частного житейского обихода подданных, регулируемого государством на разумных основаниях. Вместе с этим рационалистическим духом в нем в течение всей его жизни растет и развивается стремление к добытому человеческим разумом научному знанию, уважение к науке и ясное сознание ее пользы и необходимости. Необычайная любознательность проявляется у него еще в раннем детстве: он задает вопросы, для разрешения которых приходится отыскивать человека, обладающего знанием.

Всем, конечно, хорошо известны рассказы о том, как вследствие переменившихся политических событий первоначальное официальное и планомерное образование Петра прервалось, и как затем он по собственной инициативе принялся за самообразование, сам под руководством знающего немца сел за геометрию и тригонометрию, чтобы уметь пользоваться астролябией, а страсть к кораблям и плаванию вызвала потребность в разнообразных отраслях точного знания, связанного с навигацией. С тех пор решительно на каждом шагу своей кипучей деятельности он ощущает необходимость и силу знания. Чтобы строить корабли на Переяславском озере и плавать на них, руководясь компасом, нужен знающий немец; чтобы наводить артиллерийские орудия и рассчитывать полет ядра, требуется вооруженный математическими знаниями немец; чтобы устроить столь им любимую «огненную потеху» – фейерверк, следует обращаться также к знающему немцу. Начата постройка в Воронеже большого Азовского флота, предназначенного плавать по Черному морю и нанести решительный удар Турции, с которой шла тогда война. Для постройки кораблей отведены были в окрестностях Воронежа обширные леса, и для распределения лесных площадей послан был московский дворянин, человек из того чина, который, живя в Москве при дворе, должен был быть способен на все руки и уметь делать всякое дело, на которое его ни пошлют. Но дело было слишком новое, небывалое. Дворянин кое-как справился с задачей; но уже ясно почувствовалась потребность в специальных таксаторских знаниях. Окружающие родные, близкие и преданные люди, может быть, и умудренные житейским опытом, ничего не знают в тех новых областях, которыми Петр заинтересовался и которыми он увлекается. Он принужден отыскивать и приближать к себе

знающих

людей, и отсюда тяготение его к иностранцам и столь близкая дружба с ними. Он с юности всем своим существом ощущает силу знания и потому со всею страстностью своей натуры стремится к нему. Нарушая всякие традиции и смелой рукою ломая сдавливавший носителей верховной власти придворный этикет, он из душной и тесной обстановки Кремлевского терема вырвался на простор европейского просвещения и летит за границу, чтобы утолить все более овладевающую им жажду знания. Это чувство жажды, однако, все возрастает, и мы можем следить за его ростом при соприкосновении Петра с западноевропейским миром.

III